В башне
вернуться

Рославлев Александр Степанович
Шрифт:

«Далеко в пустыне моря…»

Далеко в пустыне моря Спят глухие острова, Там поет он, волнам вторя, И душа его мертва. В ночи ясных новолуний, В ночи пьяной тишины Он, созвав морских колдуний, Славить девственность луны. Совершает омовенье, Шлет заклятные слова, Правит чары и служенья, Но душа его мертва. Кругом в круг проходят смены, Каждый облик нем и строг, Волоса, белее пены, Клочно падают до ног. На рассвете девы моря Покидают острова, Вновь поет он, волнам вторя, И душа его мертва.

Призыв

Навестите склеп старинный, Приходите в лунный час, Буду ждать и саван длинный Расстелю для вас… Прилетят седые совы, Закачаются кресты, Тихо встанут, сняв покровы, Девы мертвой красоты. Будем петь о светлых чарах Первой страсти юных дней, Будем виться в легких парах, В полусумраке ветвей. Приходите, только с вами Я могу быть до зари, Чтоб взглянуть, как за холмами Загорятся янтари. Навестите склеп старинный, Приходите в лунный час, Буду ждать и саван длинный Расстелю для вас.

«В кровавых порфирах и в ярких коронах…»

В кровавых порфирах и в ярких коронах, Как прежде случайны и снова одни, Из пропасти в пропасть, бросая огни, Мы бешено мчимся на черных драконах. Там где-то над морем наш замок старинный, Внизу по пути за скалою скала, Навстречу нам птицы, и ветер пустынный, И игла, беспредельная мгла. Проносятся тени в мгновенных уклонах, Закушенных звеньев не держат ремни, Из пропасти в пропасть, бросая огни, Мы бешено мчимся на черных драконах.

Звездочет

На город пыльный, где весь день жег зной, Упала мгла с безоблачных высот, И смолкло все. По лестнице крутой Взошел на башню старый звездочет. Вникая в тайны древних страшных книг, Он пил лишь воду и ел черствый хлеб, Все до конца бестрепетно постиг, И стал читать судьбу земных судеб. С боязнью смутной чтил его народ, Царь у него учился врачевать. Мудрец все беды ведал наперед; Но должен был, как каменный, молчать. Уж утром веяло. Неспешною стопой, Мыча, пошли на выгоны стада. Вдруг в синеве, над светлой полосой, Зажглась большая, яркая звезда. И разошлись морщины на челе. Взор, полный слез, следил ее восход, Воскликнувши — «единый на земле» — Упал и умер старый звездочет.

Песня о бедном рыцаре и слепой Лизе

Жил юный, бедный рыцарь, Дружил он с кузнецом, Кузнец ковал и пела Ему слепая дочь. Росла слепая Лиза, Как полевой цветок. Слепую Лизу рыцарь За песни полюбил. Он говорил ей: «скоро Уеду далеко, Вернусь к тебе богатым, Со славою вернусь». Уехал бедный рыцарь, Уехал далеко; Но к Лизе не вернулся, Богатства не привез. Ждала слепая Лиза, И перестала ждать, И были грустны песни О милом женихе.

Принцесса

Принцессе подвластна нездешняя сила. У нее на груди талисман. Принцесса влюбленного принца склонила На дерзкий обман. Было в замке приветно и шумно. Принц пел гордую песнь королю И, вспенивши кубок, воскликнул безумно: «С кем разделю»? Странно смутились стоявшие рядом; Но король им кивнул головой И, смерив певца испытующим взглядом, Твердо ответил: «со мной»! Кубок был выпить бесстрашно и свято, Кубок был выпит до дна, И обнял он принца, целуя, как брата, И оба сказали: «Она». Там, где теперь их могила, Утром принцессу ласкает тумань. Ей подвластна нездешняя сила, У нее на груди талисман.

Шут

Жиль король, в его подвалах Сундуки не запирались. Переполнены давно, А в дворцовых ярких залах День и ночь шуты кривлялись, И рекой лилось вино. Сгибли тысячи в работе, Чтоб была, как солнце, пряжка На кафтане короля. В злых слезах, в крови и поте День и ночь стонала тяжко Королевская земля. Меж шутов один горбатый Всех забавнее кривлялся, Веселее всех смешил, Но, на выдумки богатый, Он веселым притворялся, Он глухую месть таил. Месть за братьев угнетенных, Век над пашнями склоненных, Под угрозой и бичом, За неправо осужденных, В тюрьмы брошенных, казненных Королевским палачом. На утре из зал веселья, Будто пьяный, он, шатаясь, Пробирался в свой подвал, Пиль из трав волшебных зелья И, заклятьям научаясь, Книгу черную читал. Раз король, нахмурясь тучей, Захотел от пыток крови, И тюремщика позвал. Гневно бросив взгляда колючий И надменно сдвинув брови, Он тюремщику сказал: «Там есть раб из непокорных Нашей воле и поступкам, За его вороний крик, За суленье дней нам черных Бить, и жечь, и этим кубком Злостный вырезать язык. Загалдели, притащили, И, гоняя меж столами, Жгли, до пяток оголя, Остро с края наточили Искро-блещущий камнями, Древний кубок короля. Вдруг погасли в люстрах свечи, Вставши с факелом пылавшим, Стал расти горбатый шут, Выше, шире горб и плечи, Горб под сводом, задрожавшим… Взвыли падают, ползут. Нет спасенья, все закрыто, В окна бросились, на стену, В тесноте сбивают с ног. Под стеной, шумя сердито, Высоко взметая пену, В скользком рве бежал поток.

Морская волшебница

В пене волн скала крутая, Под скалой высокий грот; В нем волшебница морская День и ночь тумань прядет… То длиннее, то короче, Волокно за волокном, Бледен лик, сомкнуты очи, Дышит грудь тревожным сном. Что ей снится, чем томится? Отчего она бледна? Знает ветер, знают птицы, Знает каждая волна. Носят молвь, друг другу вторя, Но нельзя ее понять, И волшебной тайны моря Никому не разгадать. Все прядет… сомкнуты очи, Дышит грудь тревожным сном, То длиннее, то короче, Волокно за волокном.