Дверь резко распахнулась. Через порог влетела заплаканная Аня и, швырнув тарелку с блинами на стол, забилась в угол. Закрыла лицо руками. Узенькие плечи вздрагивали.

 Я подскочил.

 - Борис?!

 Она не ответила.

 Я прыгнул в ботинки, кое-как завязал шнурки на ботинках и рванулся на кухню.

 Борис был там. Из жилистого лица глянули бесцветные глаза.

 - Пойдем со мной. – дрожащим от бешенства голосом сказал я. – Что ты ей сделал?

 Борис неторопливо поднялся. Быстро оглядел меня с головы до ног.

 - Ну, пойдем…

 Они вышли в коридор. Я распахнул дверь Аниной комнаты.

 - Иди, извиняйся .

 Это было первым, что пришло в голову. Будет рыпаться - в табло.

 - Пойдем на лестницу лучше, - невозмутимо сказал Борис. – поговорим.

 Я рванул собачку замка входной двери.

 Борис, стоявший за спиной, вдруг сильно толкнул меня в спину. Меня откинуло за порог. Он попытался закрыть дверь, но я успел поставить ногу.

 - Не приходи сюда больше, - сказал Борис, - хозяин здесь я. А ты – никто.

 Я цепенел под его взглядом, но ногу не убирал. «Вот что значит – «матерый», - почему-то подумал, глядя на коренастую сухую фигуру 40-летнего зэчары.

 - Через пять минут тебя здесь нет, - сказал Борис и вдруг быстро скрылся в своей комнате. Когда я закрыл за собой дверь, зэк вернулся.

 - Стоять, падла, - он прижал меня к стене. В руке Бориса был кухонный нож

 - Да я тебе, с-сука, в отцы гожусь… а ты рыпаешься…

 Он еще раз толкнул меня твердой, как доска, ладонью, и ушел к себе в комнату.

 - Пять минут, - донеслось из-за двери.

 Я вошел в в Анину комнату. Трясущейся рукой вытащил из кармана мобильник. Аня, сидевшая в углу, смотрела круглыми от страха глазами.

 - Ты куда?!

 Я накинул куртку.

 - Скоро буду, - я сунул в карман ключи от входной двери коммуналки. Аня сказала что-то еще. Но я уже выскочил на лестницу.

 Шел по вечерней улице, глотая летящий снег на ходу, и думал, что такое случается с каждым. С кем-то часто, с кем-то реже, но рано или поздно – со всеми. Катишь себе по наезженной, и вдруг раз – перекресток.

 И первая мысль «а ну его… Не тронь дерьмо…Промолчать, само устаканиться…» Заразная штука.

 Телефон запикал кнопками.

 - Саня? Здорово. Слушай, тут на меня один зэчара прыгнул. С ножиком. Можете с Лехой подъехать? Да, я встречу. Давай, жду…

 Друзья приехали через полчаса. Двое. И пьяные в драбадан. Я посмотрел с сомнением – «может, не стоит сегодня?»

 - Нормально, брат, - сказал широкий бритый Леха, покачнувшись, - веди.

 «У него – нож, у меня – друзья», - подумал я. – «Все по-честному»,

 - Он там один? – спросил по дороге Саня.

 - Ну да. Когда разбираться будем, все соседи за нас встанут. Сто пудов. Достал он их, а сами выступать боятся.

 Леха сплюнул.

 - Пришли, - дрогнувшим голосом сказал я, остановившись у подъезда.

 Все, что случилось потом, походило на сновидение.

 Как во сне, я видел, как Леха, войдя в комнату, задал уточняющий вопрос:

 - Ты Борис?

 - Ну я, - лениво подошел к нему зэк и тут же получил бесцеремонный удар головой в жесткое лицо.

 Борис пошатнулся и попытался схватить табурет. Подскочили мы с Саней, и началась свалка.

 Как во сне, я видел появившихся в коридоре соседей. Их было значительно больше, и по-вестерновски забурлившая драка плавно перешла в наше избиение. Окровавленный Борис ползал по полу и плаксиво причитал: «Честного человека толпой пинали…»

 - Ты че, охамел?! – орал мне сосед Паша, - Ты че Борю трогаешь, а? Ты че их сюда привел, а?

 Громко и зло кричали коммунальные женщины. В основном, они наседали на выскочившую в момент свалки Аню – хрупкая любительница Шопена заклинала не поворачиваться к Борису спиной.

 Боря быстро оценил новый расклад сил и уже сбегал за ножом. Потом приехала милиция – знакомые Паши и Бори. Я и моя компания милиции не понравились. Охамевшим молодчикам милиция наподдали еще раз.

 - Дик, забирай Аню отсюда. Впишу вас у себя пока, - пробормотал Саня.

 - Бери все необходимое – и сматываем отсюда, - прошамкал разбитыми губами я Ане...

 Мы добрели до ближайшего перекрестка и поймали машину до Саниного дома. Всю дорогу зачинщики коммунальной драмы молчали.