Естественно, что никто не наказывает этих людей за наличие у них такого заболевания, но и никто и не освобождает их от уголовной ответственности за свои поступки. (47)

Ещё проще оппонировал идее, выдвинутой Михаилом Федотовым, Владимир Платонов: “Вы знаете, не надо вводить никого в заблуждение. У нас не запрещен алкоголь, у нас давно, слава богу, не было сухого закона. С никотином уже перебоев сколько лет не существует. Но несовершеннолетним алкоголь не продают, никотин не продают…. И вот точно также законодатели предлагают, нельзя пропагандировать нетрадиционные отношения для несовершеннолетних”. (9)

Тем не менее, можно понять опасения Сергея Пархоменко в том, что принятие закона отдаёт его “как инструмент колоссальному количеству исполнителей, людей, часть из которых умные, часть из которых глупые, некоторые из которых совершенно законченные идиоты. По-всякому оно, знаете ли, бывает. И каждый еще будет интерпретировать это по-своему, смягчать или усиливать, усовершенствовать и адаптировать к той практике, с которой он встречается”. (51)

Исключить разночтения в трактовке закона конечно нельзя, но для того и существует в юриспруденции понятие правоприменительной практики. “Правоприменительная практика”, по мнению председателя Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека Михаила Федотова “есть для нас оселок, на котором мы можем проверить, хорошо работает закон или плохо. Или вообще никак не работает. Вот у нас в Петербурге этот закон приняли, давайте теперь подождем, и посмотрим, а чего из этого будет”. (9)

Но беда в том, что “россияне оценивают качество принимаемых законов не по их тексту, а исключительно по реализации на местном уровне”, считает полпред правительства РФ в Конституционном, Высшем Арбитражном и Верховном судах РФ Михаил Барщевский”, поэтому “правоприменение в стране — вопрос не столько юридический, сколько политический”. (52)

Тем не менее, наличие хорошего или плохого закона в любом демократическом обществе требует борьбы с ним только законными методами, в данном случае судебными методами. “Человек, который обсуждает, выполнять или не выполнять состоявшееся решение суда, это дикарь. Человек, который выполняет тупо и со всем согласен, это тоже дикарь…. Цивилизованный человек - это где-то в середине, который выполняет состоявшееся решение, но при этом с ним может быть не согласен, обжалует его, выступает против него,.. пишет статьи, выступает на радио, если он процессуальные способы все исчерпал (53), использует как “как один из видов доказательств… экспертное заключение”. (54)

Более конкретно высказался на эту тему председатель Московской Городской Думы Владимир Платонов: “Люди в своей жизни совершают огромное количество всяких действий. Не всегда они могут подпадать под административное или уголовное наказание. И для этого есть органы дознания, органы следствия, которые выясняют, привлекают экспертов, специалистов, фиксируют те действия, которые были совершены, выясняют умысел, объективную, субъективную сторону. После этого направляют в суд, и суд выносит приговор. И на основании этого уже и будет оценка деятельности. Но любой человек может оспорить это”. (9)

В конце концов “если законодатель создал пробел, нарушающий конституционные права граждан, то вступает прямое действие Конституции, и в этом аспекте норма признается неконституционной”,— подтвердил “Ъ” неизменность правовых позиций КС его председатель Валерий Зорькин. На практике КС в таких решениях устанавливает правила применения дефектной нормы, действующие до внесения изменений в закон, которые должны быть разработаны с учетом позиции КС. (55)

Единственный не субъективный отрицательный ответ на принятие питерского закона дал Уральский институт регионального законодательства. “Свой вывод УИРЗ основывает на том, что в соответствии с Конституцией, субъект Федерации может устанавливать административную ответственность только за те правонарушения, которые установлены самими субъектами Федерации. А эта проблема относится к юрисдикции Российской Федерации”. (56)

Если спросить противников принятия закона о запрете на публичные действия, направленные на пропаганду мужеложства, лесбиянства, бисексуализма, трансгендерности среди несовершеннолетних: почему они принципиально не воспринимают доводы его сторонников, то они, скорее всего, ответят, что, во-первых, он противоречит их представлениям о либерализме и демократии, а, во-вторых, наличие гомосексуализма и лесбиянства оправдано с биологической точки зрения. Попробуем разобраться в этих представлениях.

Если посмотреть на реакцию государственных чиновников тех государств, которых большинство россиян априори считает либеральными (США, европейские страны), то может сложиться впечатление, что не только принятие, но даже внесение законопроекта о запрете пропаганды гомосексуализма у детей является явным нарушением либеральных ценностей.

Так “с осуждением законопроекта выступил Государственный департамент США. “Права геев — это права человека, а права человека — права геев”, — цитируются в заявлении Госдепа слова госсекретаря Хиллари Клинтон”. (57)

“МИД Великобритании выразило озабоченность по поводу предложенного законопроекта в Санкт-Петербурге. Представитель МИД Британии высказал обеспокоенность попытками связать вопросы сексуальной ориентации с педофилией и пообещал поднять вопрос на консультациях Европейского Союза с Россией. Он также напомнил, что Комитет министров Совета Европы призывает стран-членов принять меры по обеспечению “свободы информации о сексуальной ориентации или гендерной идентичности”. (58, 59)

“Генеральный секретарь Совета Европы Турбьёрн Ягланд в интервью радио “Эхо Москвы” 5 января 2012 года выразил разочарование попытками принятия законопроекта о запрете “пропаганды гомосексуализма” в Санкт-Петербурге, отметив, что принятие подобных решений ведёт Россию в противоположном от Европы направлении.