Миссис Маклахлан бросила трубку на рычаг и понесла Дэмп в кухню. Когда она открыла дверь, ее окатила волна аппетитных ароматов. Мари Бэн сидела за столом над кроссвордом, ковыряя в ухе огрызком карандаша. В раковине не было грязной посуды, на плите подогревалась стопка мисок для пасты. Бело-голубые салатницы с салатом выстроились на подоконнике, и кто-то потрудился обернуть каждый набор столовых приборов голубой льняной салфеткой, перевязав ее желтой ленточкой.

— Замечательно, дорогая, — одобрительно заметила миссис Маклахлан.

Мари Бэн подняла голову от газеты и, вынув из уха карандаш, обтерла его о рукав. Она собрала все свои морщинки в хмурую гримасу.

— Это есть итальянский еда. Каждый может сделать. Фррранцузская еда готовить только настоящий кулинарный гений…

— Вы, как всегда, правы, дорогая, — мягко согласилась миссис Маклахлан. — Не знаете, когда обед? Похоже, мои часы остановились.

Повариха засучила покрытый жирными пятнами рукав своего кардигана и уставилась на маленькие часики.

— Mon Dieu, — ахнула она. — Руки отпаль…

Миссис Маклахлан удивленно заморгала, но тут же сообразила, что Мари Бэн имеет в виду стрелки часов, а вовсе не свои конечности, торчащие из обтрепанных рукавов кардигана. Мысленно занеся часы поварихи в растущий список вышедших из строя приборов для измерения времени, миссис Маклахлан потащила Дэмп наверх, чтобы проверить время по своему будильнику.

Запертый в библиотеке в компании отца и адвоката по недвижимости, Титус смущенно заметил, что его желудок издает громкое ворчание. Окна библиотеки выходили на газон, и вместе с теплым вечерним ветерком до него долетали звуки веселого смеха с поляны, где синьора Стрега-Борджиа и Пандора учили Ффуп и Тока играть в бадминтон. Слабый запах горелых перьев свидетельствовал о том, что драконесса в азарте испепелила воланчик.

Титус вздохнул, наблюдая, как отец и адвокат перебирают целые ящики каких-то бумаг, каждая из которых была помечена четко различимым гербом Борджиа. В пыльной тишине библиотеки пищеварительные процессы, происходившие в животе Титуса, проявляли себя неприлично громко. Титус пошарил глазами по комнате, отчаянно пытаясь задержать взгляд на чем-то более увлекательном, чем пара взрослых, перекладывающих груды бумаги с одного конца стола на другой. Внезапно его внимание привлекла знакомая мохнатая нога, высунувшаяся из-за полуоткрытой дверцы каминных часов.

«Уххх… опять эта отвратительная паучиха», — подумал он, наблюдая, как нога сгибается и разгибается, словно манящий палец…

Расстроенная тем, что Титус проигнорировал все ее попытки привлечь внимание, Тарантелла испустила отчаянное «чччч» и поползла ближе к свету. Для этого пришлось слегка передвинуть наперсток с бренди (предусмотрительно оставленный Мультитьюдиной в качестве послеоперационного обезболивающего), небольшую стопку миниатюрных книжечек в кожаных переплетах и зловещую груду окровавленных тряпок. Движения давались ей нелегко, рана болела, и к тому времени, как Тарантелла встретилась глазами с Титусом, она уже была в полном изнеможении. Паучиха увидела, что мальчик встал, зевнул и направился к камину. Выглянув из-за края дверки часов, Тарантелла поняла, что они здесь не одни, и вновь повалилась на свою больничную койку, опрокинув ненароком наперсток с бренди.

— Ауууккк! — взвыла она, почувствовав алкоголь на своей свежезашитой ране. — Ааааарх, ох, ауч, ох! — завизжала она и вылетела из часов в отчаянной попытке оказаться как можно дальше от источника своих мук.

— Аааарх, юрррх, нет! — завопил Титус, когда бьющаяся паучиха приземлилась ему на волосы и тут же изо всех сил вцепилась в них.

— Титус, бога ради, ты нам мешаешь. — Синьор Стрега-Борджиа поднял голову от возвышавшейся перед ним горы бумаг и со вздохом снял очки. — Что случилось?

Поскольку Титус стоял спиной к отцу, Лучано не мог разглядеть выражение его лица, что, впрочем, было к лучшему, поскольку Титус выглядел так, будто вот-вот лишится чувств от ужаса. В довершение обрушившегося на него кошмара, Тарантелла торопливо сбежала вниз по его лицу и теперь сжимала его губы всеми семью оставшимися ногами.

— Шшшш, — прошипела она. — Неори. Просто придумай какой-нибудь предлог и вынеси меня отсюда. — Паучиха отпустила губы Титуса и упала за ворот его футболки.

— Угххх… аххх… мне надо… надо… надо в ванную, — выдавил из себя Титус. Он вылетел из библиотеки и понесся по коридору в семейную ванную, где, заперев за собой дверь, сорвал с себя футболку, скомкал ее вместе с Тарантеллой и схватил наконечник душа для самообороны.

— Ладно, ты, паучиха. Одно неверное движение, и я включаю душ на полную мощность, — сказал он, с трудом подавляя желание наступить на скомканную футболку. Тарантелла выползла на кафель пола и заморгала, глядя на возвышающегося перед ней Титуса и наконечник душа в его дрожащей руке.