— Это действительно так?

— Если верить ей, то да. Я испортил ей жизнь…

— Интересно, каким образом?

— До того как я появился в ее жизни, она была известной журналисткой…

— Насколько известной?

— Достаточно. Она была судебным репортером…

— Просто репортером?

— Она работала в «Кливленд плейн дилер».

— Что, такая важная газета?

— Да… если ты живешь в Кливленде.

— Значит, она была важной шишкой, освещала судебные процессы…

— Что-то вроде того. Я появился на свет случайно. Ей было уже сорок, крепкий профессионал, никогда не была замужем, жила только работой. Но — это я узнал от нее позже — она начала «ощущать свой возраст»… задаваться вопросом, не придется ли ей встретить старость в одиночестве. Старая дева, живущая в маленькой квартирке всеми забытая и никому не интересная…

— Она ни разу не была замужем?

— Нет, пока не встретила Тома Рикса. Отставной военный, он вел успешный страховой бизнес в Кливленде. Он был женат, но после войны развелся, детей у него не было. С моей матерью он познакомился, когда она освещала судебный процесс по делу о несчастном случае, а он проходил свидетелем. Она была одинока, и он был одинок. — они начали встречаться. Это было «очень приятно поначалу», как она потом призналась мне, тем более что оба любили выпить…

— А потом твоя мать забеременела.

— Да, именно так и произошло. Для нее это было катастрофой, она была в панике, не знала, что делать, то ли оставить ребенка…

— Она все это тебе рассказывала?

— Да. Мне было лет тринадцать, и мы как раз поссорились из-за какой-то глупости — кажется, я отказался вынести мусор. «Величайшая ошибка моей жизни состояла в том, что я не выскребла тебя из своей утробы, когда была такая возможность».

— Мило, — сказала Маргит и затушила сигарету.

— Она была здорово пьяна. Как бы то ни было, моя мать оказалась в безвыходном положении. Отец уговорил сохранить беременность, обещал, что она сможет работать, и все такое… Но беременность обернулась кошмаром. Мать три месяца провела на больничной койке. Поскольку это был 1963 год, когда с декретными отпусками не слишком церемонились, газета уволила ее. Для нее это был страшный удар. Сколько себя помню в детстве, она всегда называла «Плейн дилер» моя газета,но говорила о ней таким скорбным тоном, будто речь шла о мужчине, обесчестившем ее…

— Значит, тебя назначили виновником ее жизненных неудач. Твоя мать еще жива?

Я покачал головой.

— Сначала сигареты погубили моего отца — он умер в восемьдесят седьмом. Мама ушла в девяносто пятом сигареты и алкоголь. Тщательно спланированное самоубийство. Я уверен, что моя мать запустила этот медленный процесс самоуничтожения в тот день, когда ее уволили. И… мы не могли бы закончить этот разговор? Прошу тебя…

— Но он так показателен — во всяком случае, теперь понимаю, почему ты привык считать себя без вины виноватым.

— У чувства вины странная траектория.

— И по этой причине ты испытываешь страннуювину за то, что кто-то наехал на портье из гостиницы?

— Я не виню себя… Просто не надо было желать ему зла.

— К чему проливать слезы из-за какого-то дерьма. Разве не заслуживают наказания те, кто по-хамски относится к другим?

— Ну, если руководствоваться библейскими заповедями…

— Скажи еще: если ты искренне веришь в неотвратимость возмездия.

— А ты ведь не веришь?

— В возмездие? Верю, конечно. Это довольно забавнаяконцепция, не так ли? — Она улыбнулась.

— Ты шутишь? — спросил я.

— Нет, нисколько. — Ответив, она покосилась на часы на моем запястье.

— Только не говори, что мое время истекло!

— Почти истекло.

— Превосходно, — сказал я и добавил: — Да, я знаю, это прозвучит нахально, но…

— Увидимся через три дня, Гарри.

— В то же время?

Она погладила мои волосы.

— Видишь, ты уже усвоил…

— Усвоил что? — пронеслось у меня в голове.

Я был решительно настроен на то, чтобы наконец разрушить унылый распорядок своей жизни. Поэтому стал исследовать новые quartiersи даже заставил себя три раза в неделю бегать вдоль канала Сен-Мартен — мой скромный реверанс в сторону модной идеи поддержания хорошей физической формы. Пару раз в неделю я объявлял день, «свободный от кино», и вместо «Синематеки» отправлялся в музеи.

Однако все эти новые развлечения по-прежнему оставались вторичными на фоне свиданий с Маргит, которые проходили дважды в неделю. И дело было не только в сексе. Общение с этой женщиной стало для меня отдушиной в рутине повседневности. Нет ничего удивительного в том, что все мы ищем близости. Я говорю не о физической близости, а о той, что дает понять: ты не одинок этом мире.

Но с Маргит я все равно чувствовал себя одиноким, поскольку она по-прежнему держала дистанцию. Когда я пришел на четвертое наше свидание, она повела меня к дивану, расстегнула джинсы и начала делать минет. После этого, когда я попытался обнять ее, она мягко оттолкнула мою руку со словами, которые я уже слышал: «Не сегодня».