Шрифт:
Сбросив платок и захлопнув крышку чемодана, я подошла к Мише и громко сказала:
— Я готова.
— Молодец! — все еще всматриваясь в свои камни, рассеянно откликнулся командир. — Сейчас поедем. — И, с силой стукнув дублем по бочке, крикнул: — Тур окончен, хлопцы. Поехали! — обратился он к штурману.
Надев белый меховой жакет и обвязавшись платком, я простилась с товарищами.
— До встречи! — ответил Виктор.
По дороге к аэродрому я спросила у штурмана:
— А Луизу вы выбросили?
— Да, конечно, — сказал он. — Только с другого самолета. Со скоростного бомбардировщика.
— А как Анатолий расставался с Луизой?
— Да как… Вообще-то. Свинцов сильный человек, а здесь и он сдал. Понятно, конечно: так любить и пустить на такое задание… Когда он вошел к нам, Луиза бросилась к нему. А он очень сдержанно (видно, собрал всю свою волю) спросил ее: «Ну что, готова?» А она молча обняла его и смотрела глазами, полными слез.
— На нее мало похоже, — заметила я.
— Плакала… «Ну только без слез», — нахмурил брови Свинцов и зачем-то стал поправлять лямки парашюта. Пальцы его заметно дрожали.
— Еще бы! — сказал лейтенант Миша. — Жена. «Родная, береги себя и нашу любовь!» — твердил он ей.
«Бедная Луиза», — подумала я, вздохнув, и услышала опять голос штурмана:
— Видно уже теряя самообладание, Анатолий прижал ее к себе и, зажмурившись, что-то неслышно говорил ей. Я наблюдаю за картой и сквозь шум мотора слышу, он кричит: «Я уверен в тебе, Ляля! Ты сможешь избежать этого! Луиза Лаунберт должна вызывать у них уважение!»
Увидев Джанкой, я крикнул: «Приготовиться!»
Он целует ее, не выпускает, а за бортом самолета — разрывы снарядов. Я погасил свет и рванул бортовую дверь. Хлынул морозный ветер. В темноту врывались вспышки разрывов. Свинцов стоял на коленях и исступленно целовал руки жены. «Я горжусь тобой!»
Я дал сигнал к прыжку — мигнула зеленая лампочка.
«Пошел!» — махнул я рукой. А Анатолия пришлось взять под руку и буквально оттащить от Луизы.
«Толя, я люблю тебя!» — донесся с порога открытой двери голос Луизы, и она исчезла в темноте.
Свинцов рванулся за ней, еле удержали его. Да… такие дела. Такая у них родилась любовь…
Помогая мне застегивать лямки парашюта, Миша спросил:
— Правил посадки не забыла?
— Нет.
— А легенду?
— Нет, — твердо ответила я и удивилась, увидев перед собой маленький самолет «ПО-2», «кукурузник»: — С крыла прыгать?
— Да, — ответил Миша и помог мне забраться в кабину.
Мы летели быстро и скоро очутились над Симферополем. Самолет набрал высоту. Забили зенитки, вокруг рвались снаряды. Лучи прожекторов часто прорезывали темноту, стремясь нащупать нас. С трудом я заставила себя выйти на крыло самолета, вцепилась в борт, приготовилась к прыжку, но когда увидела сигнал «Пошел!» — у меня забилось сердце, стеснило дыхание. Взглянула в темную пропасть и отступила назад, прижавшись к борту самолета.
— Ну, что ты? — рассердился штурман. — Пошел!
— Куда? На зенитки?! — показала я ему на клубы дыма.
Еще были слышны разрывы снарядов. Мне показалось, что мы не пролетели и десяти километров, думала, штурман ошибся.
— Что это тебе, паровоз, что ли! Приготовиться! — скомандовал он строго, повернувшись в мою сторону.
Самолет сделал опять разворот. Взявшись за кольцо парашюта, встала на край крыла. Ветер бил в лицо, обдавая острыми снежинками. Внизу темнота.
Штурман скомандовал: «Пошел!» Сделав усилие, быстро шагнула вперед и прыгнула. Через некоторое время рванула кольцо. Лямки натянулись, и я повисла над бездной.
Внизу ничего не было видно. Прислушалась: не стреляют ли? Тревога сковала сердце: а вдруг внизу уже ждут немецкие штыки? И вдруг неожиданно приземлилась. Упала на правый бок. Ветер потащил меня по рыхлому снегу. Притянула за стропы парашют и, подобрав его под себя, затаила дыхание. Только удары моего сердца, как казалось мне, нарушали тишину. Решительно и быстро стала расстегивать лямки. Зарыла парашют в снег. Отряхнула платье, белый жакет, поправила платок и быстро пошла, спотыкаясь о кочки и проваливаясь в сугробы.
Справа заметила ползущий по земле луч света. «Дорога», — решила я и свернула. Далеко в небе проплыли огненные шарики. «Зенитки бьют по нашему самолету».
В поле была тишина. Наблюдая за изредка ползущими лучами фар, стала пробираться на дорогу.
XIV
В расположение врага я иду без оружия. Даже защищаться нечем… Стало как-то не по себе. А встречаться с врагом придется, и разговаривать нужно будет, даже улыбаться. «Ничего, привыкну!» — успокаивала я себя.