Шрифт:
Аня, прищурив левый глаз, всматривалась в перекрестие панорамы. Лицо ее было бледно, но очень спокойно. Своими тоненькими, детскими пальчиками она ловко вращала поворотные механизмы пушки, прикусив нижнюю губу. Танки были уже совсем близко. Бойцы у пушки стали нервничать.
— Ну стреляй, Аня, чего ждешь?
Волновалась и я. Хотелось подскочить к панораме, когда передний танк был метрах в трехстах от пушки, но, взглянув на Аню, я поняла, что есть в ней недетская воля и выдержка, которые так необходимы противотанкистам.
— Не трогайте ее, — сказала я бойцам и подумала: «На предельной близости хочет бить. Наверняка. Молодец девушка!»
И только тогда, когда первый танк подошел метров на сто пятьдесят, Аня изо всех сил нажала на спусковой клапан. Грохнул выстрел. Оружие дрогнуло, Аня отскочила и тут же бросилась опять к панораме.
— Заряжай! — повелительно крикнула она тоненьким голоском, зло блеснув глазами в сторону отскочившего солдата. Нажала второй, третий раз и кинулась в укрытие. Метрах в ста от орудия дымился один танк. Из него пытались выскочить обгоревшие танкисты, а второй, удирая, тоже попал под Анин снаряд.
— Вот учитесь у Ани бить наверняка, — говорила я солдатам после боя.
Эта замкнутая, с суровым волевым характером девушка очень заинтересовала меня, и я решила поговорить с ней, узнать о ней все. Вечером я позвала ее в землянку.
— Аня, зачем тебе работать наводчиком? Это ведь очень тяжело. В штабе нашем найдется для тебя работа более подходящая. Ты ведь грамотная, и там тебе будет легче.
— А вы что, как наводчиком мной недовольны?
— Нет, нет, что ты, Аня, я просто о тебе беспокоюсь, ты ведь очень молодая.
— Нет, никуда я не пойду! — упрямо качнула она головой.
Она нравилась мне все больше и больше, но разговора о себе она явно избегала.
Когда я спросила о родителях, о доме, она вдруг горько заплакала. Я дала ей выплакаться. А потом, всхлипывая совсем по-детски, она рассказала, что родом она с Украины. Отец ее был председателем богатого колхоза. Кроме нее в семье было еще двое маленьких братиков. Война застала ее в последнем классе школы.
Богатым, красивым было их село, окруженное лесами. Но началась война и почти все ушли партизанить, в том числе и ее отец.
Остались только малыши с матерями да старики. Осталась с матерью и двумя маленькими братьями и Аня.
Однажды в село прибыл отряд эсэсовцев-мотоциклистов. Они собрали всех оставшихся жителей на площади и стали загонять их в амбар с соломой.
— Толкая прикладом мою маму с братиком на руках, немец не заметил, как мама, загородив меня собой, дала мне ускользнуть из сарая, шепнув: «У лес тикай!» А когда их запирали, мама, отталкивая приклад фашистской винтовки, кричала: «Анка, тикай у лес, тикай, Анка, тикай!»
Выбежав на огороды, я стала между кустами пробираться в лес, но меня долго еще преследовал голос мамы: «Анка, тикай!..» — Аня опять горько заплакала.
— Ну, а потом? — волнуясь, спросила я.
— Потом я бежала по лесу и с ужасом прислушивалась к диким крикам и стонам, доносившимся из села. — Аня схватилась за голову, но уже не плакала. Глаза ее стали сухими и злыми. — И теперь я не могу, чтобы не убивать фашистов, чтобы не мстить им.
— А потом ты куда пошла?
— Пробежала немного и думаю: дай-ка посмотрю, что в селе делается. Влезла на высокое дерево и чуть не свалилась с него: гляжу, а сарай весь в огне, да уж и село все горит, и несет гарью в лес. Не помню, как я сошла вниз. Меня нашел связной партизан. В эту же ночь наш отряд напал на гестаповцев, и в этом бою погиб мой отец.
Так я осталась одна… Мама и братики сгорели в амбаре, отец погиб, и я решила идти в армию.
Вначале на кухне помогала, потом поняла — это не то, что мне сейчас нужно. А нужно мне было самой убивать фашистов. Долго я надоедала товарищам, и они терпеливо обучали меня прямой наводке, а потом я стала за панораму… Только убивая этих гадов, я могу жить на свете…
Мне показалось, что Аня опять готова заплакать.
— Возьми себя в руки, — сказала я ей. — Ты теперь солдат. Будем воевать вместе, но учти: поблажек никаких не будет.
— А я не жду, да и не хочу их, — сказала Аня.
На нашем участке, так же как и на других, врагу не удалось прорваться к Киеву. Измотав противника в оборонительных боях, войска фронта в конце декабря снова перешли в наступление.
Вперед мы продвигались быстро.
Почти каждую ночь приходилось менять позиции. Почти каждую ночь нагружали и сгружали ящики с боеприпасами, отрывали новые огневые и щели. Не всегда благоприятной была погода. Иной раз приходилось сидеть в окопе по пояс в воде. В любой местности: в степи, в горах, в лесу — везде истребители танков должны бесшумно устанавливать и маскировать пушки. А как только послышится команда: «Орудие к бою!» — молниеносно сбросить маскировку со ствола и пушку навести на цель. Быстрота, четкость в исполнении каждой команды, слаженность расчетов — залог успеха в бою. Если неудачно бьешь по танку в первый и второй раз, то в большинстве случаев в третий раз уже не выстрелишь — помешает огонь башенного стрелка или танк ворвется на позицию.