Хотя, честно говоря, то, что вдруг стряслось, для него до сих пор загадка.

И чудеса кончились…

«Как только встану, сразу же уберу ее в стол! А то и вовсе порву и выброшу…»

— Стасик! Ты еще спишь?! — прервал эти мысли недоуменный голос вошедшей в комнату мамы. — На учебу же опоздаешь!

Послышался звук раздвигаемых штор.

В лицо неприятно ударил даже слабый свет начинающегося зимнего рассвета.

— Закрой! — болезненно сморщился он. — Глаза режет…

— Что с тобой? — сразу встревожилась мама.

Она подбежала к сыну.

Пощупала его лоб и ахнула:

— Да ты же горишь весь! Сережа! — закричала она. — Ты еще не ушел?

— Ушел! — послышалось из прихожей.

— Оставь свои глупые шутки! — возмутилась мама. — Никуда твоя клиника без тебя не денется. Иди скорее сюда. Стасик, кажется, заболел…

Сергей Сергеевич, как уже был — в дубленке и шапке, склонился над Стасом.

Тоже тронул тыльной стороной ладони его лоб.

— Да. Температура высокая. Не меньше 39, 5! Ну-ка, ну-ка… — забормотал он.

Велел сыну открыть рот, показать горло.

Затем осмотрел глаза.

Измерил давление.

С прищуренными глазами изучил пульс.

Достав из сумки стетоскоп, внимательно прослушал сердце.

И наконец, спросил:

— Где-то болит?

— Нет, — прислушавшись к себе, каким-то незнакомым, равнодушным, словно у робота, голосом честно сказал Стас. — Просто ничего не хочется делать. И как-то всего ломает.

— Грипп? — с ужасом посмотрела на отца мама.

— Не похоже, — с сомнением покачал головой тот. — Тут больше сердечное.

— Что — инфаркт?!

Мама побледнела так, что ей самой впору было вызывать неотложку.

— Да нет, — поспешил успокоить ее Сергей Сергеевич. — Просто нервная реакция на вчерашний стресс. А про сердце это я так — образно…

— Скорее, безобразно, как сказала бы Леночка! — накинулась на него мама и охнула: — Ой, прости, Стасик, я не хотела тебе лишний раз напоминать про нее.

— А если серьезно, — поглядев на часы и всем видом показывая, что опаздывает, остановил ее отец.

Сходил к себе в кабинет и принес лекарства.

— Эту таблетку дашь ему выпить прямо сейчас, капсулы — по одной, до еды, через каждые четыре часа, — тоном врача велел он маме, а Стасу еще более строгим голосом, ну, прямо, совсем, как в детстве, приказал: — А ты лежи! Сегодня — никаких университетов и институтов! До вечера из комнаты никуда. Разумеется, кроме мест, так сказать, общественного пользования. Никаких компьютеров, телевизоров и прочих увеселительных мероприятий!

— Книги-то хоть читать мож…? — жалобно начал Стас и услыхал в ответ

— …но!

Была у них с отцом такая шутка — заканчивать друг за друга слова.

Однако на этот раз тон Сергея Сергеевича был категоричным:

— Только художественные! И то одну. Лучше всего про курочку Рябу. А там поглядим, что нам с тобой делать дальше!

2

— Мама, — сказал Стас. — Зачем ты это сделала?

Когда-то, где-то что-то удивительно похожее на это уже было.

Но где?

Когда?

Ах, да, в Покровском!

Когда это село было еще просто деревней Покровкой![2]

Ему было тогда лет двенадцать, не больше.

И, помнится, за то, что серьезно ослушался папу — пошел с Ваней и Ленкой на рыбалку через глубокий запретный котлован, который вдруг рухнул, и он едва не погиб — тоже последовало наказание.

Целая неделя взаперти дома!

Неделя, конечно — не один день.