До этого Стас лишь теоретически знал, что душа создана для того, чтобы после смерти всегда быть рядом с бесконечно любящим ее Богом.

То есть, для вечного блаженства.

А без Него, если человек грешил (ну, кто из нас без греха?), но не каялся — то его душу ждет такая нестерпимая мука, которая, собственно, и есть самый, что ни на есть, настоящий ад!

И теперь, пусть отдаленно — ибо, как он читал в духовных книгах, любая земная мука не идет ни в какое сравнение с небесной — он понял, каково это может быть на самом деле!

«Хоть за это спасибо Ленке! — снова, как оказалось, с еще не остывшей горечью усмехнулся он и, недовольно покачав головой, мысленно приказал самому себе: — И все. Я говорю — все! Больше ни одного слова, ни единой мысли о ней. Вето!»

Как будущий историк, Стас хорошо знал неумолимо властное значение этого слова.

В Древнем Риме, разумеется, пока он был настоящей республикой, какие бы споры ни возникали вокруг пусть даже самого важного вопроса, и сколько бы голосов за него ни подали патриции, если это не устраивало плебеев, поднимался их представитель — народный трибун и говорил:

«Вето».

И закон не проходил.

Трибуна можно было запугать.

Подкупить.

Лишить жизни, что порой и случалось.

Но вето нарушить не мог никто.

Так вот, отныне и он (история с этим коротким властным словом повторялась спустя двадцать веков!), чтобы не мучиться, не страдать, даром теряя время, а делать дело, изобрести, наконец, этот самый мыслефон, раз и навсегда отрежет ее из замяти.

То есть — вот ведь как привязалось! — памяти…

«Вето!»

4

Стас взял телефон, о котором почему-то забыли и папа и мама…

Приняв решение, Стас решил, не мешкая ни секунды, заняться созданием мыслефона.

Этим он преследовал сразу три цели.

Не думать о Лене и выполнять вето.

Помочь людям, точнее, всему человечеству.

И, наконец, — самому себе — написать так и рвущуюся из головы, но никак не перекладывавшуюся на лист бумаги книгу.

Мама про мыслефон, к счастью, пока еще ничего не знала и не могла ему помешать в этом.

А папа…

В конце концов, он ничего о нем не сказал.

А то, что не запрещено, значит — можно!

Только с чего вот начать?..

В детстве, когда он собрался однажды в отместку всем и вся изобрести глобальный компьютерный вирус, все было куда проще

Нарисовал схему — и мечтай, сколько угодно.

А тут уже — взрослая реальность.

И он понимал, что чертеж прибора, который может уместиться и в спичечную коробку и оказаться размером больше всей его комнаты, это уже самый последний и второстепенный этап работы.

Форма выйдет из содержания.

Главное — придумать сам принцип.

И пока ясно только одно.

Идея должна быть до смешного проста и необычна.

Иначе бы до нее давным-давно бы додумались.

Основных слагаемых предполагаемой работы, как понимал Стас, было три: медицинские знания, компьютерная часть дела и… финансовые средства.

С медициной до поры до времени нужно было потерпеть.

Хотя и тут можно было вместо потери времени на институт изучить все экстерном, пользуясь знаниями папиных сотрудников.

А вот по компьютерной части ему мог бы прямо сейчас помочь давний знакомый хакер, который когда-то научил Стаса без особого риска пополнять телефонный счет.

Так он однажды и сделал в Покровке.

Первый и последний раз в жизни.

Уже много лет назад.

Когда пытался изобрести тот самый вирус…

В чем потом покаялся на исповеди и восполнил тот счет, с которого взял чужие деньги — вчетверо.

С тех пор хакер часто звонил ему, все хотел, чтобы Стас с его быстрым и нестандартным умом, о котором еще отец Тихон говорил отцу: «Ваш сын может стать или великим ученым или гениальным преступником», сделался его компаньоном.