Арни преградил своей могучей спиной коридорчик. Но даже при скудном свете, падающем из бойницы, Андрей разглядел, что за кряжистым воином стоит щуплая женская фигурка, закутанная в длинное одеяние.

— К тебе хочет пройти пани Милица, брат-командор! Отец Павел занят, а пани немедленно требуется исповедаться! — хмуро произнес оруженосец.

«Твою мать! Что у нее за грехи такие?! И на хрена мне их знать — у меня своих выше крыши! И первый — самозванство. А потому принять исповедь я не имею права. К тому же хочу спать. Ну, пани, мать твою, нашла время!»

Андрей сморщился, и молодая женщина уловила эту недовольную гримасу и сделала небольшой шажок вперед, смиренно опустившись перед ним на колени, прямо на грязный каменный пол. Вот только женский голос, тихий и мелодичный, обдал его легким гневом.

— Святой отец! Ваша светлость! Я знаю, что командоры ордена имеют право принять исповедь у умирающих крестоносцев, если нет рядом священника. — Милица говорила тихо, но уверенно. — Мы в осаде, а я их видела немало за свою жизнь. Я не желаю становиться покорной рабой в гареме, а потому пришла к вам с просьбой.

— С какой просьбой, дочь моя? — Андрей подавил раздражение и даже чуть улыбнулся краешками губ: все же нельзя быть грубым с женщиной, особенно такой хорошенькой.

— Отец Павел не сможет ее выполнить — он священник! А вы обязаны…

— Да?! — удивленно протянул Андрей. «Я уже и обязан? А не много ли на себя эта пани берет?»

— Да, обязаны, ваша светлость. Вы рыцарь церкви, и это ваш священный долг. Я не желаю попадать в руки магометан, а потому прошу вас убить меня своим мечом, как только неверные возьмут штурмом замок! Это моя единственная и последняя просьба, отче, и это ваш долг передо мной, как верной дочерью церкви.

Андрей растерялся и недоуменно посмотрел на Арни, как бы спрашивая его: «Это не шутка, брат?»

Крестоносец с каменным выражением на лице только сглотнул, и Никитин понял — какие уж тут шутки, все на полном серьезе, и от него ждут только одного ответа.

— Х-хорошо… — с трудом выдавил из себя Андрей. Слова застряли в горле, и он закашлялся. — Я выполню вашу просьбу! Как только магометане ворвутся в замок и станет ясно, что нам его не удержать… Тогда я убью вас…

А сам подумал, что женщин ему приходилось часто ласкать в жизни, но чтоб убивать?! Причем ту, которая ему понравилась?! По коже прошла ледяная шуга, по сердцу резануло — он дал обещание сдуру, почти не понимая всю его серьезность, и теперь ему стало страшно.

— Вы отберете мою жизнь, отче, — ее голос явно дрожал, — а потому вы должны выслушать мою исповедь. Прошу вас проявить терпение и сострадание — в моей жизни было много всего, несмотря на молодые годы. Простите меня, но вы, наверное, устали сильно, а тут я…

— Ни слова больше, пани, — Андрей протянул ей руку, за которую она ухватилась обеими узкими ладошками, и потянул ее к себе, — и встаньте с колен, прошу вас! Я выслушаю вас внимательно, пусть даже до рассвета. А там лишь Господь знает, устоим ли мы на стенах…

— Может, завтра мы все предстанем в Царствие Божьем, — глухо произнес Арни и с лязгом вытащил меч из ножен. — Пока угры не пойдут на приступ, никто не потревожит исповедь, брат-командор!

— Хорошо, брат. — Андрей сделал строгое лицо. — Проходите, пани!

Андрей отошел в сторону, и панночка, осторожно ступая, маленькими шажками вошла в келью. Никитин закрыл за собой дверь и сделал приглашающий жест сесть на топчан.

Милица села напротив него на самый краешек, поджав под себя ноги. Из-под полы длинного серого плаща показалась маленькая голая ступня с тоненькими пальчиками.

Андрей тупо уставился на это зрелище, особенно на детский мизинчик с крохотным ноготком:

«Размер тридцать шестой, не больше… Чего это она?»

Он вспомнил свою жену, которая ходила зимой по дому в обрезанных валенках, а летом в старых резиновых галошах. Несмотря на всю его любовь, если, конечно, это и можно было назвать намеком на чувство, вид грязных грубоватых крестьянских ног вызывал у него если и не раздражение, то неприятие.

На высказанную однажды просьбу помыть ноги Анна отреагировала с равнодушием и неподдельным удивлением: «Зачем? Ведь завтра они все равно будут грязные!»

Варенька же, наоборот, часто бегала босиком, но лицезрение ее ножек тоже не приводило Андрея в восторг: пусть и молоденькие, пусть и беленькие, но все равно не то — и пальчики кривые, и ступни слишком широкие.

А тут: изящная аристократическая, породу видно даже здесь, ножка, тонкая, словно светящаяся изнутри фарфоровая кожа с ниточкой голубенькой венки… Почему-то на ум пришло сравнение с Золушкой и хрустальным башмачком…

— Кхм!

Милица осторожно кашлянула, выведя Андрея из ступора. Поморгав пару раз, он собрался с духом, но только смог почти проблеять: