«Что это он такое говорит?» — никак не мог сообразить Остап.

— Не знал я, что ты такой...

— Какой?

— Ну, такой... Не могу я объяснить, да не в этом дело... — замялся Лисяк.

Остап хотел приподняться, но острая боль снова прижала его к кровати.

— Почему так болит голова? И нога как не моя...

— Не волнуйся и попробуй заснуть, Остап. Тебе нельзя двигаться. У тебя сотрясение мозга и повреждена нога, — сказала Зоя.

«Я просто разбился, — подумал Остап, — прыгнул неудачно».

— Ты давно здесь? — спросил он Зою.

— Не говори об этом. Лежи спокойно, любимый...

Но ее тут же выдал Лисяк:

— С первого дня. Только когда оперировали — не было. Потом же все время с тобой. А я уже ходить могу. Сказали — выпишут через два дня.

— Помолчал бы, Лисяк.— Зоя положила на лоб Остапу свою горячую руку, и в тот же миг словно теплые волны подхватили Остапа и понесли куда-то в темноту. Он закрыл глаза.

Дверь распахнулась, и на пороге появился в белом халате Григоренко.

— Тсс, — приложила Зоя палец к губам и на цыпочках пошла ему навстречу. — Прошу, разговаривайте тихо. Он задремал.

— Ну как? Пришел в сознание? — шепотом спросил Сергей Сергеевич.

— Да.

— Про меня спрашивал, — поднял голову Лисяк.— Понять невозможно — правда? Разве мог я подумать, что ради меня кто-нибудь пойдет на такое?! Что вы на это скажете, начальник?

Григоренко пожал плечами:

— Думаю, что Остап поступил правильно.

— А мне кажется — нет, — возразил Лисяк. — Вы ведь ничего не знаете, директор. Когда он поправится, я при нем все вам расскажу.

— Хорошо. А пока — поправляйтесь. Набирайтесь сил. Вам есть над чем серьезно подумать.

— Да. Теперь я многое понял...

В это время в открытом окне появилась черная стриженая голова Сабита.

— Ты как сюда забрался? — замахала на него руками Зоя. — Это же второй этаж!

— Тихо! Только мало-мало посмотрю на Остапа. Меня снизу двое держат. Я на плечах у Вано стою... Как он тут? — кивнул Сабит в сторону Остапа.

— Спит... Не шуми!..

— Ай-ай-ай! И туримтай тут!.. Плохой человек! Плохой!.. Такого парня мало-мало не угробил!

— Ассал ам алейкум, Сабит! Ругай меня, ругай! Виноват... — усмехнулся смущенно Лисяк. — Ругай меня... Заслужил!

— Шакал ты! Шакал!

— Тише. Сабит! Не ругайся! Тут же больница! — зашептала Зоя.

Сабит еще раз посмотрел на Остапа, покачал головой и, как привидение, исчез за окном.

Зоя и Григоренко вышли из больницы и сели на лавочке в скверике.

— Ушла я от Комашко, Сергей Сергеевич. Навсегда ушла. — Сказав это, Зоя почувствовала, будто сбросила с себя тяжелые цепи, которые сковывали ее.

— Бросили Комашко?.. Ничего не понимаю... Почему?

Зоя помолчала, словно мысленно охватывая все, что с нею произошло. Потом коротко сказала:

— Потому, что я люблю Остапа...

— Вот как! — в голосе Григоренко непроизвольно прозвучала ирония.

— Вы не так меня поняли, Сергей Сергеевич,— вспыхнула Зоя. — Я люблю его и сейчас, и раньше любила. Еще до того, как он попал в тюрьму... из-за меня...

— Из-за вас?!

— Да... Он тоже любил меня. Очень... Он спас меня от тюрьмы!

— Почему же... — Григоренко хотел спросить, почему она не дождалась Остапа и что означает «спас от тюрьмы!», но спохватился.

Зоя поняла это и не обиделась.

— Я была так подавлена... Меня обманули... сказали, будто бы Остап давно освободился и нашел себе другую... В трагической ошибке, которая принесла и мне и Остапу столько боли, я виню прежде всего себя...

Григоренко молчал. Лишь несколько раз вздохнул, видимо вспомнив что-то свое, сокровенное.

— Понимаю вас... И сочувствую.

— Спасибо... — прошептала Зоя и перевела разговор на другое: — Только что приходила моя свекровь. Ее в больницу не пустили, так она передала мне вот это письмо. Прочитайте.

— Зачем же я буду читать чужие письма?

— Нет, прочитайте... Увидите сами — у меня с ним все кончено... Навсегда.

«Зоя, как ты могла так поступить — уйти от живого мужа к другому!.. В полном ли ты уме? Пока не поздно — опомнись! Возвращайся домой. Арнольд все простит. Он добрый... Возвращайся, мы ждем тебя, Зоенька».