— Как смеешь перебивать ты, нога, когда говорит голова?! Ты даже не нога, ты только мизинчик. (И он снова любезно повернулся к Ности.) Да, сударь, надо истреблять порывы диких порослей нашего юношества, ибо иначе они со своими расположениями духа сядут нам на шею. А впрочем, он изрек истинную правду, ибо на самом деле ветви нашего юношества обоих полов из тех, кои обладают душами ремесленников, окунутся сегодня в бурлящие чаши танца.

— Да, да, я уже слышал, что молодые ремесленники арендовали виноградник и устраивают празднество по случаю сбора винограда. А нельзя ли туда и чужому пойти? Господин Репаши задумался, потом дал такой таинственный ответ:

— Ежели только грязь на потных руках разрастется под ногтями. Видя, что охотник не понял его, он весело добавил:

— И я не стал бы действовать иначе, ибо эмали моих мечтаний гонят и меня туда, поскольку дочь моя и жена фактически пребывают уже там во всех оттенках, но только мое желание пребывает сейчас пока в плену у этих двух куропаток, которые должны быть отнесены туда к ним. Ежели радуги терпения господина охотника не выплеснутся из своего русла, до тех пор пока эти преставившиеся птицы не утратят недожаренность своих характеров, я сам, Янош Репаши, поведу вас в ту юдоль веселья, ибо надо сказать, что и я владелец виноградника и посему имею право привести с собой гостя, а юношей я люблю… ведь, в конце концов, молодость многого стоит хотя бы потому, что на молодых людях лучше сидит одежда.

Фери поблагодарил за приглашение и с готовностью согласился подождать, пока зажарятся куропатки. Он и сам подсел к огню. Чертежник-портной окинул его взглядом и сказал, правда, скорее самому себе:

— Гм. Девицы не обидятся.

Пока куропатки весело шипели и жарились, чертежник-портной болтал языком, и в ходе его рассуждений стало проясняться понемногу туманное изречение о грязи под ногтями. Он сказал, что нынешний сбор винограда дает поучительный пример, доказывающий, что счастье надо искать в единении. Он сказал, что у всех людей есть небольшая чернота под ногтями, и каждую по отдельности можно назвать грязью, но если бы человечество сложило вместе все, что накопилось у него под ногтями, и высыпало, скажем, на Карст — так вышло бы несколько хольдов плодородной земли.

После того как нашпигованные салом куропатки подрумянились, как надо, и были завернуты в газетную бумагу, господин Репаши надел праздничное пальто, которое висело на ручке давильни, а вместо шапки блином водрузил на голову новую черную шляпу.

— Мы попали в испарения готовности тронуться в путь, — сказал он, — ну, а может, нам не ходить пешком? И он крикнул ученику:

— Эй, чертово отродье, выведи-ка пони!

Ученик спустился в погреб под давильней и немного погодя выкатил оттуда маленький бочонок, литров на двадцать пять, и покатил его перед собой. Это и был «пони».

— Так вот и кати его перед нами, во имя господа бога, аминь, — приказал придурковатый портной, а ученик послушно и ловко катил бочонок по бежавшей книзу тропинке: пускай, мол, он провозгласит толпе, что прибывает исключительная персона, ведет с собой гостя пьющего, но зато и вино дарит.

Фери теперь уже отлично уяснил себе создавшееся положение. Он догадался обо всем. И больше всего помог ему рассказ тетушки Мали о характере Мари Тоот. Психология все-таки не глупость. К некоторым замкам она может послужить верным ключом.

Подумать только, как проясняется горизонт! Было сказано, что девушку гложет неуверенность в себе, убеждение, что все гоняются за ней только из-за ее богатства, — и она не доверяет никому, даже своему зеркалу. Тщетно твердит мать: «Цветик мой, да ты же прекрасна!» Ах, какая мать не считает красивым даже самое уродливое свое чадо? И тщетно утверждают то же самое все окружающие — они обманывают, утешают, ласкают, льстят! Правда, и зеркало говорит то же самое. А зеркало ведь не врет. Но врут глаза, которые смотрят в зеркало! Быть может, и жаба кажется себе прекрасной?

Душа ее металась среди этих дум даже в уединении, на отцовском винограднике, а между тем здесь готовилось любопытное событие: праздник на винограднике Финдуры. Она, конечно, слышала о нем, ведь тут, на горе, это было знаменательное происшествие. Соберутся все дочери ремесленников, все горничные из окрестных вилл — одним словом, довольно вульгарная компания. И вдруг черт нашептал Мари одну мысль (ведь черт приятель всех, кто колеблется). Подкрался он к ней и сказал, наверно, так: «Вот тебе, Мари, превосходный случай рассеять мучительные сомнения, теперь легко можно их разрешить. Про-веду-ка я тебя туда, где все рассудят и во всем разберутся, — скажут, правду ли говорят твои глаза и глаза твоей мамаши, искренни ли комплименты тех, кто окружает тебя, и заигрывания твоего зеркала, скажут, не напрасны ли твои тревоги. Причем все выйдет легко и просто, это будет настоящее колумбово яйцо, а кроме того, истинно барская затея и ничуть но опасная, ибо тебя там никто не знает. Надень-ка ты платье своей служанки и ступай на этот бал ремесленников, да стань среди танцующих девушек. Там у тебя будет лишь столько, сколько тебе отпущено природой, по этому и станут судить, приглашать тебя танцевать или нет. Вот и узнаешь настоящую цену себе, узнаешь, наконец, сколько ты стоишь без своих денег».

Так оно точно и было, и теперь Мари Тоот скромно стояла в толпе девиц, которые пришли на танцы, стояла, вся трепеща и горя в лихорадке, обуреваемая разными чувствами — страхом, неприязнью, но и любопытством к неизведанному. А в это же время ее горничная Клари, оставшись позади, делала вид, будто вышла погулять и теперь остановилась на миг, чтобы поглядеть на невинные развлечения добрых простолюдинов. По правде сказать, она предпочла бы сейчас быть в своей одежде и на месте барышни, но ради драгоценного своего ангелочка Клари пошла и на эту жертву. Только бы скорей пригласили танцевать бедняжку! Но никто не подошел. Боже, какие ослы эти мужчины!