— Вот-вот! Этого вы добивались? Ну, теперь орите «да здравствует губернатор», растяпы! Смертельно бледный Иожеф Каби вспрыгнул на зеленый стол.

— Неужто позволим, граждане? — прохрипел он. — Ведь мы в большинстве!

А губернатор между тем с непоколебимым спокойствием спускался с помоста как человек, удачно закончивший дело. Кто-то побежал к нему, чтобы уговорить добрым словом, вернуть обратно, другие, напротив, беспомощно кричали, переспрашивали друг друга, метались, потеряв головы, ужасались и искали своего главу, вожака партии Каби — седовласого Иштвана Палойтаи, который только что положил к ногам губернатора словесный букет своего преклонения.

— Где Палойтаи? Куда делся Палойтаи? Что говорит Палойтаи? Послушаем Палойтаи!

Однако Палойтаи, самый почтенный старейшина комитата Бонто, всегда злющий, словно паприка, на сей раз лишь пожимал плечами.

— М-да, братцы мои, — произнес он, наконец, очень недовольно в свойственной ему старинной крестьянской манере, — раз уж мы съели весьма лакомое жаркое из фазана, пожалуй, придется теперь проглотить и лягушку, хоть и отдает она горечью.

Хочешь — не хочешь, а пришлось с ним согласиться. «Раз мы встретили ликованием одно беззаконие потому лишь, что оно нам приятно, нечего теперь хныкать из-за другого». Так Фери Ности стал вогланьским исправником.

Разумеется, втихомолку об этом еще много потом толковали, и, если бы Фери Ности икнул столько раз, сколько в те дни поминали его имя в благородных дворянских поместьях, да и в прочих местах, в весьма нелестных выражениях, врачи вряд ли разрешили бы ему выехать в середине зимы. Однако, так как о в не икал вовсе и был абсолютно здоров, то, получив телеграмму от губернатора с сообщением о своем избрании и повелением прибыть для вступления в должность, тотчас отправился в дорогу, то есть сначала приискал себе ростовщика на улице Двух сарацинов, у которого с трудом выклянчил небольшой заем под новую должность. С помощью этих денег в последний вечер он попытался округлить сумму, ассигнованную на путевые расходы, усевшись за карты в гостинице «Корона»; но в связи с тем, что за спиной богини счастья стоял не Коперецкий, а, наоборот, рядом с Фери сидел так называемый симпатичный «советчик», который, будучи в тайном сговоре с игроком-противником, движениями рук и бровей открывал тому все карты Ности, к утру у пего осталось денег только на железнодорожный билет.

Однако легкомыслие не позволяло ему расстраиваться из-за подобных пустяков. В Бонтоваре есть зять, он все поправит. Фери витал в небесах, его пьянили великие планы и надежды. Наконец-то он ухватил фортуну за хвост. Теперь за ней, как за пчелиной маткой, весь рой потянется. Какая чудесная случайность, что исправничать придется именно в Вогланьском уезде! Туда ведь относится и Алшо-Рекеттеш. Стало быть, он попадет в дом Мари самым естественным путем. Sapristi! [103] Все складывается так удачно, будто под его диктовку, а может, и того лучше. Фери очень хотелось знать, что скажет тетя Мали, с которой он состоял в оживленной переписке и еще из гостиницы «Гриф» отослал длиннейшее письмо с описанием своего приключения в винограднике Финдуры. Тогда тетя Мали ответила кратко: «Ничего больше не предпринимай, даже не пытайся. Семя брошено, жди спокойно, пока оно взойдет, прорастёт и травой станет. Везучий ты, плутишка!»

А везучий плутишка прибыл на место и тут же отправился в здание комитатской управы, где в полном разгаре была уборки губернаторских покоев. Из крапецкого замка ожидали губернаторшу с маленьким бароном Израилем. Девушки в белых платьях и местные дамы с букетами камелий, заказанных в Вене, готовились встретить баронессу на вокзале.

Губернатор между тем учинял великий разнос: как посмели в его кабинете снять паутину под предлогом наведения чистоты?

— И ты позволил, растяпа? (Это обращение относилось к Бубенику.) Да разве ты не знаешь, что этот паук был мне дорог, что я часами на него глядел, когда меня от всех вас тошнило? Вы убили моего самого верного друга. Он научил меня ткать. А сколько пользы он приносил осенью, когда окна еще можно держать открытыми! Он ловил залетавших в кабинет мух и пожирал их, чтобы меня не беспокоили, ни одной не упустил, а теперь всему конец. Ладно, Бубеник, на сей раз я тебя прощаю, но если когда-нибудь увижу здесь муху, вместо паука тебе придется ее слопать, разрази меня гром!.. Ба, это ты? Прибыл? Здравствуй, шурин! Можешь идти, Бубеник!

— Получив телеграмму, я почел своим долгом, — несколько церемонно начал новый исправник, — прежде всего выразить глубочайшую благодарность за свое избрание. Весьма приятный сюрприз.

— Прошло почти единогласно, — ухмыльнулся губернатор, тряся руку шурину.

— Заслуга не моя, — скромничал Фери, — это заслуга предков и ореол имени Ности.

— Единогласие я понимаю так, amice, что мой голос, как ни крути, всего один голос.

— Прошу прощения, главное, что я исправник.

— Само собой разумеется. У Наполеона тоже не допытывались, каким образом он стал первым консулом. Но когда не допытывались? Когда он был уже императором. Ибо тогда допытываться стало неразумно. Ты же пока не император, и даже я не император. Поэтому для начала хорошо бы заставить людей немножко тебя полюбить. Я и телеграфировал для того, чтобы ты скорее приступил к делу.

—. Охотно, но с чего начать?

— Это я тебе скажу. Ты дашь присягу. Присяга обычно бывает ложной, так как ни один исправник ее не выполняет. Этого, впрочем, сам господь не требует, у него других дел хватает, станет он следить за комитатской администрацией! Но вот кто поистине жаждет, чтобы ты нарушил присягу, так это влиятельные члены уездных комитетов, олигархи-лилипуты, которые имеют по две-три сотни хольдов земли. А не пойдешь им навстречу, изведут, выживут, подножки будут ставить, замучают дисциплинарными делами, и жизнь твоя уже на земле превратится в ад. Стало быть, тебе следует нанести визиты всем влиятельным людям уезда и постараться понравиться, показаться приятным и достойным человеком.

— Гм, конечно, но…

— Знаю, ты хочешь сказать, что тебе нужен выезд и бравый гайдук на запятках, немного мелочи для карт и чаевых. Нельзя же тебе, коли предложат партию в тарок, ответить, что ты не умеешь. Невежде нечего браться за эту должность. Ну, это ты хотел сказать, верно?

— Премудрый Соломон не сказал бы лучше. С твоих уст струится мед и святая истина.

— Ну, а все остальное пойдет само собой. Квартиру можешь снять в Воглани, опекунский совет сдает дом покойного исправника, экономку не нанимай, а то сразу распустят сплетни, будь она дряхлее вдовы Мафусаила. Насчет питания тебе беспокоиться нечего, исправник вечно таскается по уезду, и повсюду его кормят, как паука. Представь, как я зол! Они вымели моего любимого паука! Его паутина вот тут была, у окна, над моим письменным столом. Губернаторского паука, ха, ха, ха! Узнал бы Клементи, сразу бы написал что-нибудь юмористическое. Ты знаешь Клементи?.