Ворвавшись в дома, где жили сотрудники полпредства и других советских учреждений, солдаты и полицейские стали арестовывать советских людей. Подталкивая прикладами, их загоняли в закрытые автомобили и куда-то увозили. Несмотря на решительные протесты работников полпредства, почти по всем помещениям были учинены обыски. Особенно бесчинствовали в здании, где размещались библиотека и клуб сотрудников полпредства. Эти помещения были совершенно разгромлены.

Налетчики не ограничились погромом, грабежом и арестами. Дело дошло до того, что некоторые помещения, в том числе и то, где разместился аппарат военного атташе, были подожжены. Причем, как все видели, делалось это по единому, продуманному плану, под руководством специально выделенных людей. Не было никакого сомнения: налет был тщательно подготовлен. И это преступление совершалось по отношению к тому государству, которое по-братски протянуло Китаю руку дружбы и помощи!

Поверенный в делах СССР в Пекине А. С. Черных пытался немедленно соединиться с министерством иностранных дел Китая, чтобы потребовать прекращения беззакония, но связи с внешним миром не было. Невозможно было послать и телеграмму в Москву.

Впоследствии оказалось, что о налете знали голландский, американский, английский и другие послы, но они пальцем о палец не ударили, чтобы удержать распоясавшихся налетчиков.

Солдатня и полицейские не покидали территории полпредства в течение нескольких дней, продолжая чинить насилия и погром.

Мы готовились в случае, если бандиты ворвутся в главное здание полпредства, дать им бой, но они не посмели этого сделать.

В один из приездов в Пекин мне довелось познакомиться с замечательным сыном китайского народа товарищем Ли Дачжао. Я и раньше слышал о нем как об одном из создателей Коммунистической партии Китая, пламенном пропагандисте марксизма-ленинизма, большом друге Советского Союза. Тем приятнее и интереснее было познакомиться с ним лично.

Ли Дачжао знал, что ему грозит опасность. Но он не считал себя вправе уехать из Пекина, покинуть свой партийный пост. И в те тревожные дни от него веяло удивительным спокойствием. Ли Дачжао был человеком большой нравственной чистоты и огромных знаний, преданным делу народа. Ему не было тогда и сорока. Но он уже около девяти лет был профессором политической экономии в Пекинском университете. Это Ли Дачжао впервые перевел на китайский язык «Манифест Коммунистической партии» и другие работы К. Маркса и Ф. Энгельса, это он впервые в Китае написал биографию В. И. Ленина. Замечательный ученый, Ли Дачжао был вместе с тем одним из крупнейших деятелей национально-освободительного и революционного движения, секретарем Северного бюро Коммунистической партии Китая. К сожалению, знакомство с ним было весьма непродолжительным. Враги преследовали Ли Дачжао по пятам и схватили его на территории военного городка. Ни у кого не было сомнений, что налет на территорию военного городка, пользующегося дипломатической неприкосновенностью, совершен с благословения иностранных империалистов. Товарищу Шкурину и мне случайно пришлось быть свидетелями ареста Ли Дачжао. Но, естественно, ничем помочь ему мы не могли. Вскоре этот выдающийся китайский революционер, убежденный интернационалист погиб в тюрьме.

В 1923–1924 годах начался период значительного расширения внешних связей молодого Советского государства. Правительства многих стран, в том числе таких, как Германия, Англия, Франция, одно за другим стали признавать наше правительство де-юре. Увеличивалось число советских дипломатических и торговых представительств в капиталистическом мире, росло и число дипломатических курьеров, необходимых для поддержания постоянных связей с заграничным аппаратом НКИД.

В те годы я работала в отделе дипкурьеров и виз Наркоминдела. Знала многих курьеров лично, не раз слышала рассказы об их приключениях, о попытках империалистической агентуры силой или хитростью завладеть дипломатической почтой, скомпрометировать наших людей.

Как-то в один из зимних дней 1923 года к нам в отдел дипкурьеров и виз вошел молодой черноволосый человек. Он был прилично одет, подтянут, вежливо поздоровался со всеми. Говорил с сильным иностранным акцентом, и все сначала решили, что ему нужна какая-нибудь виза. Поискав глазами, он подошел ко мне (я сидела за единственным более или менее порядочным письменным столом) и сказал:

— Я назначен дипкурьером. Мне сказали, что нужно заполнить анкету для паспорта. Это у вас?

— Садитесь. Заведующего отделом сейчас нет, придется подождать…

Вошедший кивнул головой, но не сел, а стал внимательно разглядывать нашу скудно обставленную комнату с обшарпанными столами, за которыми дипкурьеры, возвращаясь из очередного рейса, писали свои отчеты и между делом оставляли на ободранной бумаге столов свои автографы и рисунки. Тут же оформлялись поездки, упаковывалась почта.

Молодой человек долго смотрел в окно на оживленный Кузнецкий мост, на витрины и вывески вновь открытых магазинов, извозчиков и вечно куда-то спешащих москвичей, на стоявшую напротив здания НКИД церковку (тогда она еще не была снесена).

Много интересных людей, получавших заграничные паспорта, перебывало в этой комнате. Бывали здесь и Сергей Есенин, и Владимир Маяковский, и жена Горького Е. Пешкова, работавшая представителем нашего Красного Креста, и многие другие.

Заполняя анкету, незнакомец написал в первой графе свое имя — Мате Залка. Решив, что это имя может ввести в заблуждение наших пограничников и дать повод для ненужных разговоров при получении виз, я спросила нового дипкурьера:

— Вы не возражаете, если мы выпишем вам паспорт на Матвея Залку и на это имя будем запрашивать визы?

— О, пожалуйста. Это даже и для меня будет лучше, — улыбнулся он.

Так и сделали — выписали паспорт на имя Матвея Залки.

А он понемногу разговорился, рассказал кое-что о себе.

В первую мировую войну Мате Залка был офицером австро-венгерской армии. В 1916 году, будучи раненным на русском фронте, попал в лагерь для военнопленных под Хабаровском. Внимательно приглядывался к жизни доселе неведомой ему страны. Немного выучил русский язык. Позже узнал о русской революции, о большевиках, о декретах, о земле и мире. О том, что народ России решил навсегда покончить с бесправием и произволом. Это заставляло сравнивать, размышлять… Постепенно Залка увлекся великим учением Ленина и начал знакомить с этими идеями своих товарищей.