Горбачев Михаил Георгиевич
Шрифт:
СОЛОМЕНЦЕВ. Вызывает удивление, что статья напечатана в «Советской России». Вчера я еще раз внимательно прочитал ее. Конечно, она написана односторонне, не раскрывает процесса, который идет у нас, не показывает то положительное, что нами уже достигнуто в непростых условиях перестройки. У нас нет разногласий в отношении перестройки. Курс, который выработан ЦК партии, должен неукоснительно проводиться всеми нами.
ШЕВАРДНАДЗЕ. Статья вредная, позиция обывательская. Это обыватель, который ловко собирает слухи, враг перестройки, обновления. Я думаю, вы правильно поставили вопрос: если это обычная публикация, переживание человека — ничего страшного. Иное дело, если это социальный заказ, мнение каких-то товарищей в Центральном Комитете, правительстве, каком-либо другом органе или областном комитете партии. Согласен, что сейчас самое главное для нас — единство. Но не любой ценой. Я всегда считал, что единство надо обеспечить на принципиальной основе. Нам придется на многие вопросы ответить, ответить и на такой, который задают все чаще: возможна ли настоящая демократия в условиях однопартийной системы? Вред статьи Андреевой заключается в том, что она ставит под сомнение все процессы, происходящие в нашей стране, на базе которых мы можем спасти социализм.
ЛУКЬЯНОВ. Скажу откровенно, такой обмен мнениями на заседании Политбюро меня глубоко волнует. Хорошо, что мы можем свободно обсуждать любой, самый сложный вопрос. Очень хорошо, что генератором в такой обстановке является сам Генеральный секретарь.
Я полностью согласен, что не надо впадать в истерику, драматизировать положение, но нельзя опаздывать, отдавать руль управления, упускать узловые вопросы политики. Мы находимся в самом начале движения, сняли самый верхний слой и демократии, и гласности, ко многим вещам подходим поверхностно. Думаю, XIX Всесоюзная партийная конференция все это продвинет дальше. Придется отказаться от многих стереотипов. Демократия — это дорога с двусторонним движением. И не надо, чтобы на этой дороге одна полоса была слишком широкая, а другая — слишком узкая. Здесь нужны мера и продуманность, а если говорить о регулировщике этих полос, то им должна быть партия.
ЯЗОВ. Хотел бы доложить, что единство в Вооруженных Силах — это их естественное состояние. Армия должна быть едина с народом и должна работать под руководством Коммунистической партии. Перестройка в армии идет нелегко, со скрипом, много чиновников, которые привыкли только командовать. Не могу сказать, что все то, что дается по телевидению и в прессе, хорошо влияет на воспитание людей. Можно было бы больше дать материала о тех героях, которые проявили себя в Афганистане. А по телевидению все четыре дня о Высоцком только и передавали запись. А что сделал Высоцкий такого, чтобы о нем все четыре дня говорить? Где бы я ни появлялся в воинских частях, мне с удивлением задают вопрос, какой подвиг он совершил? Мое мнение, Михаил Сергеевич, что мы должны руководить печатью…
Выступали все — Никонов, Слюньков, Демичев, Талызин, Долгих, Бирюкова, Разумовский, Бакланов, Маслюков.
ГОРБАЧЕВ. Статья представляет попытку после февральского Пленума поправить Генерального секретаря, решения Пленума ЦК. Она не может остаться без ответа в «Правде», серьезного и принципиального. Ее лейтмотив — «обеление» всего, что связано с культом личности. Тогда возникает вопрос: зачем перестройка?
Я приветствую, что товарищи к оценке статьи подошли под углом отношения к перестройке. Отступление от линии на реформы — самое большое предательство, какое может быть в наше время. Мы уже переломили в какой-то мере негативные тенденции, начали переводить страну на другие рельсы. Это величайшее дело. Как дальше решать задачи перестройки? Ведь и в прошлом было немало реформаторских попыток, но они завершались полумерами, половинчатыми решениями. Потому и не было результатов, на которые рассчитывали. Главное, на мой взгляд, не включали людей в эти процессы. Успеха можно добиться только через гласность, развертывание демократии.
Мы нащупали решающее направление, и надо идти по нему. Тот, кто сегодня под тем или иным благовидным предлогом будет атаковать гласность и демократию, тот будет оказывать плохую услугу перестройке.
Есть у нас люди, которые уже не могут включиться в перестройку. Мы не должны выбрасывать их из жизни. Даже там, где складывается острое положение, не следует свирепствовать, искать врагов. Тогда это гражданская война. Все переварится, переплавится в котле демократических процессов.
Мы должны были провести этот разговор, заключил я. Реакция на статью должна быть спокойной, но серьезной.
А вернувшись домой, еще долго не мог уснуть, размышляя об итогах этой дискуссии, наиболее примечательных ее эпизодах. С одной стороны, все поклялись в верности перестройке, присягнули единству. И это, конечно, очень важно, поможет с меньшими осложнениями пройти очередной этап реформ. А с другой — еще раз выявился эфемерный характер солидарности руководящего синклита. В рассуждениях некоторых коллег проскальзывали ностальгия по старому, внутреннее несогласие со многими нашими новациями. Некоторые уже не шли в ногу, а тащились через силу, усмиряя в себе «ретивое», лишь бы не оторваться от власти, связанных с нею благ. Но так, конечно, не может продолжаться до бесконечности. Раскол неизбежен. Вопрос лишь — когда?
На пути к партийной конференции
Идея проведения Всесоюзной партконференции прозвучала впервые на январском Пленуме ЦК 1987 года, а формальное решение на этот счет принял июньский Пленум того же года. Заключая его работу, я сказал: «Для нас, коммунистов, она станет, по существу, политическим экзаменом по главному предмету нашей жизни — перестройке. Всю нашу практическую работу… мы должны вести таким образом, чтобы сдать этот экзамен достойно и принести на конференцию хороший практический опыт, реальные результаты, извлечь уроки на будущее».
К весне 1988 года стало очевидным, что сопротивление обновленческим реформам нарастает и предстоящая конференция не будет «легкой прогулкой», станет полем пробы сил между реформаторским и консервативным крылом партии. А поскольку весь политический актив страны был в ней — то и всего общества. Тем большее значение приобретал вопрос, на какой платформе развернется подготовка к ней, какая сверхзадача будет одушевлять ее решения.
Назревало все подспудно. Мои оппоненты, почувствовав на февральском Пленуме, куда «гнет» генсек, всполошились и засуетились. А где суета, там всегда и ошибки. Так они «засветились». Сама того не желая, объективно нам помогла Нина Андреева. В этом смысле ей надо бы какой-то приз учредить или по крайней мере памятную доску — «За вклад в прояснение позиций».