Я решил встретиться с Ельциным, откровенно обсудить создавшееся положение и возможные выходы из него.

Встреча состоялась после октябрьских праздников и была очень непростой. Он жаловался на «игнорирование интересов России», «ущемление прав российских властей» и т. д. В свою очередь я сказал, что в результате его попыток ослабить и обескровить Союз, перетянуть одеяло на себя мы дошли до крайней точки, за которой начинается развал страны. В этой беседе предложил Ельцину заявить ясно и недвусмысленно, что он за сохранение Союза республик как единого государства, перенести акценты с одностороннего подчеркивания суверенитета республик на необходимость сохранения и обновления Союза. Ведь распад государства будет трудно остановить на границах Российской Федерации. Болезнь суверенизации начинает охватывать и автономные республики. Подозрения, что мы хотим подстегнуть их в борьбе с союзными республиками, смехотворны. Мы занимаем принципиальную позицию как в отношении Союза, так и в отношении единства Российской Федерации. То и другое неразрывно взаимосвязано.

Обсудили мы и другие темы, в том числе относящиеся к вопросам рынка. В общем, несмотря на всю остроту дискуссии, она позволила несколько ослабить напряженность в отношениях союзного центра и России.

Едва удалось «нащупать», не скажу больше, путь к большему взаимодействию с Ельциным, как пришлось выдержать атаку народных депутатов, входивших в группу «Союз». Она, по сути дела, служила легальным парламентским прикрытием внутрипартийной консервативной оппозиции. 14 ноября, при открытии сессии Верховного Совета, депутаты отказались обсуждать повестку дня, развернув дискуссию по текущему моменту. В острых, доходящих до истерики выступлениях критиковались положение в стране, действия правительства, президента.

Сошлись на том, чтобы пригласить президента и провести общеполитическую дискуссию. 16 ноября я выступил перед депутатами со своими оценками и предложениями. Но к успокоению это не привело. Дискуссия, как говорят, пошла вразнос. Не оставляли буквально живого места от правительства, да и от президента. В яростной критике начало просматриваться сближение крайностей — фундаменталистов и радикалов.

В конце дня в комнату рядом с залом заседаний зашли Назарбаев, Каримов, другие руководители республик, кроме Ельцина. Они считали необходимым принятие срочных и решительных мер, иначе ситуация может выйти из-под контроля. Прежде всего — укрепить президентскую власть и механизм более эффективного ее взаимодействия с республиками. Наши соображения в этом смысле совпали. Назарбаев вместе с другими стал формулировать свои предложения. Я же поехал к себе готовиться к утреннему выступлению.

Мне пришлось использовать заготовки относительно реорганизации высшего звена управления страной. К тому времени они были уже на бумаге и апробированы на рабочих совещаниях, заседаниях Президентского совета и Совета Федерации, в частности при обсуждении проекта Союзного договора. Это — реорганизация правительства, превращение его в Кабинет министров, работающий под непосредственным руководством президента, усиление роли Совета Федерации, придание ему более четкого официального статуса, создание Совета безопасности и прекращение деятельности Президентского совета.

Закончил я работу к четырем часам ночи. Утром позвонил Рыжкову, кратко информировал его о том, какие изменения буду предлагать в структуре государственных органов, в том числе по статусу правительства. В принципе они для Рыжкова не были новыми. Более того, Николай Иванович сам поднимал вопрос о реорганизации исполнительной власти. Я об этом говорю так подробно, потому что и тогда и сейчас на этот счет гуляет много домыслов, главный из которых: Горбачева на этот шаг якобы понудило Политбюро.

Заседание Верховного Совета началось утром прямо с моего выступления. Продолжалось оно не более 20 минут, но реакция на него была совершенно иная, чем два дня назад. Ответом на содержавшиеся в нем предложения были дружные и, я уверен, искренние аплодисменты зала. Интересный феномен — столь резкий переход от полного, можно сказать, неприятия к горячей поддержке. Думаю, сыграло роль осознание нависшей опасности хаоса в стране с непредвиденными и непредсказуемыми результатами. Консервативная часть депутатов увидела, что Союз сохраняется, единая президентская власть даже укрепляется. Чего-то они добились, покритиковали, «пощипали» президента. Вместе с тем увидели, что дело может зайти слишком далеко, если радикальным демократам удастся свалить правительство, подорвать центр. Конечно, они хотели бы добиться большего, изменить политику, заставить меня отказаться от экономических и политических реформ. Но, видимо, поняли, что это недостижимо.

Радикальные демократы, по крайней мере, те из них, кто был способен непредвзято воспринимать происходящее, не могли не увидеть, что Горбачев полон решимости двигать процесс реформ. Они тоже почувствовали, что добились какого-то результата, хотя их главная цель — свалить правительство — оказалась недостигнутой. Это будет уже другое правительство, и можно побороться за то, каким ему быть.

Представители республик тоже, по-видимому, поняли, что критика центра вот-вот перейдет ту грань, за которой начнется его разрушение, и породит обратную реакцию с непредсказуемыми последствиями. А в предложениях Горбачева роль республик в системе Союза возрастает.

Одним словом, внесенные мною и дружно одобренные Верховным Советом предложения сняли напряжение, возникшее к этому моменту в стране и в политическом руководстве. Но это не устранило глубоких противоречий в позициях основных общественно-политических сил, что не замедлило проявиться на Четвертом съезде народных депутатов. Достаточно напомнить о сюрпризе, который был преподнесен при открытии съезда 17 декабря депутатской группой «Союз». Я имею в виду «совершенно спонтанное» выступление Умалатовой с предложением включить первым в повестку дня вопрос о вотуме доверия президенту. Весьма любопытными оказались результаты голосования. В числе 400 депутатов, проголосовавших «за», оказались крайние фланги и Межрегиональной группы, и фракции «Союз». Ельцин, Попов, Станкевич и многие их сторонники проголосовали «против».