Шрифт:
— Никто не знает, что будет завтра, — возразил Андрей. — Надо жить сегодняшним днем. И если сегодня можно помочь двум маленьким человечкам, я готов это сделать.
— Это легкомысленно!
— Нет. В любом случае дети только выиграют. У меня есть дом, деньги, желание стать настоящим отцом. В конце концов, я завещаю им свое имущество.
Валентина покачала головой.
— Как Таня относится к твоей идее?
Андрей раздраженно пожал плечами.
— То есть она не в курсе? — уточнила Валентина.
— Если не дура, должна согласиться. Мы распишемся, оформим отцовство, разведемся. Я не покушаюсь на ее свободу и прелести. Я хочу получить детей.
— У них, между прочим, есть отец.
— Нет, отца у них нет, — отмахнулся брат.
– А тот пьяный придурок?
— Он не удосужился оформить отцовство над Никитой. И лишен родительских прав на Машу. Дети ничьи. Я могу взять их себе.
— Они — не вещь. Их нельзя взять себе, — возмутилась Валентина.
— Можно. Надо только договориться с Таней.
Господи, всполошилась старшая Рощина, он уже все решил!
— Андрюша, понимаешь, с детьми не просто. С чужими особенно. Лучше бы ты сошелся с Таней поближе. Получше узнал бы ребят. Оно само все и организовалось бы. В директивном порядке такие вещи не делают. Надо время, привычка, терпение.
— Возможно, ты права. Но я уже сказал Никите, что я его отец.
Валя ахнула:
— Ты ненормальный. Тебе лечиться надо. Разве можно творить такое?!
— Можно! — рубанул Андрей. — Творить можно все, что угодно, главное, определить цель. Я желаю детям добра и действую в их интересах.
— Жизнь — не романы. Ты не вправе вмешиваться в чужие судьбы.
— Жизнь так же не управляема, как романы. Главный не властен над финалом. Потому надо идти вперед и не бояться последствий.
— Эк, тебя разобрало, — буркнула Валентина, лишь бы сказать что-нибудь. Удивлению ее не было предела. Андрей, всегда рациональный и спокойный, словно помешался. У него горели глаза и подрагивали от возбуждения губы. — Чего же ты достиг, обманув мальчика?
— Я отрезал пути к отступлению. Понимаешь, Валечка, тут такое произошло. Что я просто не выдержал.
Пару дней назад Андрей и Никита разбирали на чердаке старый сундук. Где-то под ворохом пожелтевших газет и истрепавшихся журналов, под слоем, пересыпанного табаком, тряпья лежала коробка с оловянными солдатиками. Ими в детстве играл Андрей, затем сын Валентины Максим, потом дочка Юля. Теперь Никита нетерпеливо заглядывая в провал сундука, ждал обещанного подарка.
— Я ненавижу своего папу, — сказал вдруг мальчик. — Я выросту и убью его.
Андрей растерялся. Ребенок доверил ему сокровенное — свою ненависть. Говорить в утешение пустые незначащие слова было кощунственно. Молча, Рощин вытащил из сундука соломенную шляпу с провалившимся днищем, натянул на голову Никите.
— Красавец! А вот и наши солдатики!
Долгожданная коробка наконец-то обнаружилась и, как следовало ожидать, привела Никиту в полный восторг.
— Ой, моя фотография! — Никита подобрал с полу снимок. Затем с сомнением добавил: — У меня нет такой машины.
Конечно. Большой железный грузовик, который прижимал к груди светловолосый мальчик на фоне деревянного резного кресла, принадлежал Андрею. Он помнил, как отказался сниматься без любимой игрушки и как сам потащил ее в фотосалон. Было ему тогда, дай Бог памяти, кстати, вот и дата на обороте, пять лет, столько, сколько сейчас Никите.
Андрей смотрел на карточку в легкой прострации. Этого не могло быть! Тем не менее, было! Если не считать легких отличий в росте, весе и других анатомических особенностях, сходство между Никитой и им самим, пятилетним, обнимающим железное уродище, было разительным.
Ночь Рощин провел без сна под заунывное тиканье будильника и собственное бормотание: «..этого не может быть…». Днем, так и не придумав ничего путного, Андрей увез Никиту в город, сводил в зоопарк. И там, наконец, понял, что надо делать.
На обратном пути он остановил машину, признался:
— Я твой папа. Я потерял тебя, долго искал и только сейчас нашел.
Никита уставился на Рощина огромными изумленными глазами, в которых медленно и натужно рождались слезы. Он молчал и ждал продолжения.
— Мы жили вместе и очень любили друг друга. Потом поехали на поезде и попали в аварию. Мама сильно ударилась головой, потеряла память, забыла меня. Я долгое время тоже ничего не помнил. Но всегда чувствовал, что где-то у меня есть сын.