Алекс.

Здесь. В этот час.

– Доброе утро. – Легкий, сдержанно-веселый тон, к которому она так привыкла. Он искусно правил своим конем, прекрасным скакуном гнедой масти. – Подумать только, встретить вас здесь, леди Эмилия!

У нее восторженно забилось сердце – негоже бы ей так реагировать, но, к сожалению, была рада, что тут поделаешь.

– Доброе утро, лорд Александр. – Любезное, но прохладное приветствие. Образ обольстительной Марии Греко был еще слишком свеж в ее памяти. – Я думала, вы все еще… в постели.

Ни одна настоящая леди не затронет тему постели или, упаси Боже, любовницы, но Эмилия выпалила это не подумав, несколько напуганная и встревоженная его внезапным появлением. Ее руки в перчатках невольно сжали поводья.

– Я ранняя пташка, – спокойно возразил он, словно не уловив оскорбительного – или обвинительного – значения ее слов. Но он, конечно же, все понял. Темные глаза смотрели на нее не мигая. – Я подумал: не прокатиться ли и мне с утра пораньше? Могу ли я вас сопровождать? Никто не станет таращить на нас глаза, поскольку в этот час тут безлюдно. Никто не увидит нас вместе, к тому же вы в сопровождении грума.

Было совершенно ясно: он явился сюда намеренно, чтобы увидеть ее. Эмилия почувствовала себя весьма неуверенно.

Он пустил коня в объезд небольшого куста, маневрируя на дорожке так, чтобы ехать рядом с Эмилией, не дожидаясь ее ответа.

Она каждый день катается в парке на рассвете…

Эмилия не могла решить, радоваться ли ей или злиться из-за того, что он внял сообщению леди Фонтейн о ее необычных привычках.

– Полагаю, это общественный парк, и я не могу вам запретить.

– Разумеется, можете, – тихо ответил он, сидя в седле с атлетической грацией прирожденного наездника, – скажите, чтобы я уехал, и я уеду.

Именно так ей бы и следовало поступить.

Но она этого не сделала. Эмилия промолчала, предоставляя лошади самой продвигаться вперед, как вздумается. Легкий ветерок бросил прядь волос Алексу на лоб и погнал облачко тумана прямо на них, и оно пронеслось мимо, будто призрачное видение.

– Ах, чувствую, что я в немилости. – Его косой взгляд был по-мужски оценивающим, насторожённым. – Полагаю, это оттого, что ваша тетя предостерегла вас насчет моих грязных намерений, застав нас вместе в тот вечер. Будьте спокойны: все, что мне нужно, – это приятная утренняя прогулка. Я веду все дела в поместьях отца. Я очень занят и почти весь день провожу в четырех стенах, принимая торговых агентов, управляющих и поверенных. Вот я и подумал: отличная мысль эта ваша верховая прогулка рано утром.

Ей и в голову не приходило, что Алекс вообще может работать, а уж насчет вечной занятости… Сыновья богатых и знатных отцов, располагающие к тому же собственным состоянием, предпочитали не обременять себя заботами. Было как-то странно думать о нем иначе, чем о повесе и дамском угоднике. Кроме того, было невозможно признаться, что она, неизвестно отчего, ревнует его к Марии Греко. Поэтому Эмилия довольно колко заявила:

– Зря полагаете.

– Справедливое замечание, однако мне знаком этот тон обиженной женщины.

Вот напоминание, что он куда искушеннее и опытнее, чем она. Это не улучшило ее настроения. Прошлой ночью она почти не спала, у нее болела голова – и это, если честно, по его милости! Эмилия отрезала:

– Разумеется, вам все это знакомо. Скажите, ваша певичка, бывает, также вспылит, когда вы ее разозлите?

О Боже, неужели она могла такое сказать? Какая наивность и какой стыд; однако у нее совсем нет опыта в том, чтобы скрывать свои чувства!

С тихим проклятием Алекс едва успел пригнуться, в самый последний момент заметив низко нависающую ветку дерева, и вполголоса сказал:

– О, теперь я понимаю.

Разве мог он понять, при том что жизнь его была чередой ни к чему не обязывающих приключений, ее смятение? Осознать, что связь с другой женщиной лишила смысла и опошлила те два поцелуя – два восхитительных, романтичных и незабываемых поцелуя?

Эмилия заметила, что с такой силой сжимает поводья, что стало больно пальцам.

– Что вы понимаете?

– Откуда вдруг эта неприязнь. – Он грустно улыбнулся. – Я все время забываю, с какой разрушительной силой мелют жернова досужих языков.

Эмилия взглянула на него, стараясь казаться безразличной, хотя ее душевное состояние сейчас было далеко от спокойствия.

Он коротко махнул рукой – несомненно, это был жест отчаяния.

– Не знаю, поверите ли вы, но у нас с Марией никогда не было романа. Не знаю, что именно вы слышали, – готов предположить, что самое худшее. Поэтому позвольте я объясню с предельной откровенностью, вероятно, неуместной в разговоре с невинной девушкой. Слухи, приписывающие нам связь, не соответствуют действительности. Была одна-единственная ночь, когда я, кажется, выпил гораздо больше, чем следовало, а ей захотелось излить восторг, отпраздновать успех в первой большой роли в спектакле – открытии сезона.