Должно быть, с тех пор прошли месяцы, но Эмилия все равно была потрясена. Однако напряжение, сводившее ей плечи, несколько спало.

– О-о! Тогда зачем…

– Мария использовала слухи к собственной выгоде и купила себе немного спокойствия – за мой счет, если считать черную зависть светских жеребцов слишком высокой платой. Во всяком случае, общее мнение такого, что я кочую из одной постели в другую, и я не стараюсь опровергнуть это превратное суждение. Бросил это занятие много лет назад.

Вокруг щебетали птицы, воздух был необычайно свеж для Лондона; влажный прохладный ветерок щекотал ее лицо. Но легкая горечь в его голосе заставила ее забыть обо всем этом. Не то чтобы было очень заметно, лишь нотка, намек, но она уловила, и вдруг Алекс Сент-Джеймс предстал перед нею совсем в другом свете.

– Вас беспокоят сплетни. – Она произнесла эти слова с некоторым недоверием, ведь он сам заявлял, что не обращает никакого внимания на то, что о нем болтают.

– Нет. – Он слабо улыбнулся, однако голос звучал твердо. – Люди могут говорить что им вздумается. Превратное представление о моей особе – вот что мне не нравится. Оно отражает всеобщее мнение о том, что я за человек, и не важно, есть ли для этого какие-то основания или таковых оснований нет вовсе. Если я что-то делаю, а людям больше нечего делать, как болтать, пусть болтают. Но, Бога ради, у меня достаточно собственных грехов. Зачем приписывать мне новые?

Эмилия не могла придумать, что ответить. Руки в перчатках спокойно лежали на луке ее дамского седла.

Он продолжал:

– Я не раскаиваюсь в своих поступках, потому как, в общем, их не стыжусь и готов за них отвечать. Но меня раздражает, когда приходится слышать, что мне приписывают поступки, которые мне бы и в голову не пришло совершить.

– Люди бывают интересны, – повторила она слова тети Софи. – А вы, быть может, интересны вдвойне.

– Что, черт возьми, это означает? – Темные глаза были непроницаемы. Сейчас он напоминал ей мифического воина, уверенно сидящего на лоснящемся боевом коне, тем более что они тем временем въехали в новое облако призрачного тумана. – Я обычный, вполне заурядный человек.

Нет, думала она, внимательно изучая его чеканный профиль. Несмотря на утреннюю прохладу, ей было очень тепло рядом с ним. Нет, в Алексе Сент-Джеймсе решительно не было ничего заурядного.

Она была прелестна, с капельками сияющей росы в рыжеватых волосах. Сейчас эти длинные пряди были просто подхвачены на затылке синей лентой в тон изящному костюму для верховой езды. Несколько тонких прядок завивались вокруг нежного овала лица, подчеркивая безупречный рисунок скул. Она умудрялась сохранять вид одновременно и неприступный, и кокетливый, и – убей его Бог – Алекс не мог понять, как ей это удавалось.

Как бы то ни было, он, словно против собственной воли, встал задолго до того, как солнце поднялось над горизонтом, умылся, побрился и вскочил в седло в тот час утра, когда его ровесники спали, утомленные ночными излишествами, а некоторые только возвращались домой после долгой ночи развлечений. Редко кто поднимался до полудня. Так что идея встретить Эмилию в парке казалась весьма привлекательной, а вероятность, что кто-нибудь их увидит, – очень незначительной. Слуга, возможно, сообщит ее отцу, что девушку сопровождал какой-то джентльмен. Если такое случится, она честно скажет, что никого не ожидала встретить. Кроме них, других всадников в парке скорее всего не окажется. Будет вполне естественным, что он захочет составить ей общество.

Может быть, он слишком уж испытывает шансы на удачу – вдруг кто-нибудь их узнает, увидит рядом? Но они ведь не будут наедине. Не будет никакого скандала, если все объяснить нечаянной встречей; зато, быть может, он вытянет из нее что-нибудь полезное. В конце концов, ему нужен этот чертов ключ.

Его честная натура была против того, чтобы использовать Эмилию. Но ведь он обещал бабушке!

Кроме того, он наслаждался встречей почти без свидетелей. Ее безупречная кожа казалась свежей, как весенний рассвет. Укоризна во взгляде сменилась задумчивостью. Их лошади шли бок о бок.

– Так сказала моя тетя. – Она надула губки, и он преминул отметить, как это было мило. – Думаю, это недвусмысленное предостережение относительно нашего безнравственного поведения.

– Вероятно, мне стоит взять в товарищи одну из тех суровых, рассудительных матрон, – сухо отозвался Алекс. – Пусть направит меня на путь истинный.

Она весело рассмеялась – ее смех был как музыка.

– Если решите действовать именно так, милорд, умоляю, не берите ее с собой, если ваш путь приведет вас под сень моего балкона.

– Принимаю. Если вздумаю снова навестить вас подобным образом, то приду один.

Благоразумное обещание в том, что вовсе не было благоразумным. Вероятно, стоит держаться так, словно он ничего не говорил. Эмилия притихла, очевидно, напуганная такой возможностью. Разумеется, он не собирается нарушать пределы ее спальни, даже если бы его пригласили. Сомнительно, однако, что она могла бы даровать такое приглашение. Эмилия казалась слишком разумной, чтобы навлечь на себя риск быть обесчещенной. А ему уж точно достанет ума, чтобы не оказаться виновником ее бесчестья.