Это был безрассудный порыв – послать ей цветы, но он не жалел о своем поступке. Если это доставило ей удовольствие…

О Боже, он задумался о ней, когда подали рыбу, в пол уха слушая рассуждения отца о налоговой политике правительства! Что она ест, гадал он, тыча вилкой в дуврскую камбалу, приправленную ароматными травами и щедро политую растопленным маслом. Любит ли Эмилия сладкое? Эту тему они еще не обсуждали, хотя уже успели узнать друг друга получше, пользуясь свободой ранних утренних прогулок вдвоем, беседуя о чем угодно – от искусства до архитектуры. Во время последнего разговора она подробно описала ему устройство дома в Брукхейвене, фамильном имении графов Хатауэй. Он чувствовал себя подлецом, выпытывая подробности, которые его, в сущности, не касались. Но если честно, нужно же ему было узнать расположение комнат в доме…

– Алекс?

Потянувшись к бокалу с вином, он поднял взгляд:

– Да?

– Бабушка только что задала тебе вопрос. – Отец, хмурясь, сверлил его суровым взглядом. Он сидел, держа величественную осанку, на привычном месте во главе стола, в строгом черном и белом, безупречно элегантный даже здесь, во время рядового домашнего обеда. В темных волосах проблески седины, что придавало герцогу вид еще более суровый и непреклонный. Но, каким бы официальным и отчужденным он ни казался, Алекс знал – отец его по-настоящему любит, как и всех своих сыновей. Кажется, подобной уверенности очень не хватало Эмилии в отношениях с собственным отцом.

Они сидели в великолепной столовой Беркли-Хауса, с ее дверями, оформленными в классическом стиле, и арочным потолком. Роспись на стенах являла собой шедевр шестнадцатого века и напоминала Алексу фрески, которые он видел во время путешествия по Италии. Огромный стол красного дерева, повсюду канделябры зажженных свечей. Изысканные блюда подавались на серебряных подносах, а бокалы, фамильное наследие, были бесценным сокровищем.

Строгий этикет его всегда раздражал. Благодарение судьбе – или кто там вершил подобные дела, – что его место в семейной иерархии никак не предполагало, что он когда-нибудь станет герцогом! Это очень радовало Алекса.

– Прошу прощения, я что-то задумался. – Повернувшись к бабушке, Алекс изобразил самую очаровательную – и взывающую о милости – улыбку.

– Да, – согласилась она, и он даже встревожился – такой проницательный у нее был взгляд. – Ты действительно витаешь в облаках. Могу я спросить, что стало темой твоих глубоких размышлений?

Они оба, отец и бабушка, выжидательно уставились на него. Не говоря уж об остальных гостях: его кузене, лорде Шоу и его невероятно скучной жене, которая почти не раскрывала рта, и брате Джоуле, пятью годами старше Алекса, уважаемом епископе англиканской церкви. Благодаря сану священника имя Джоула никогда не связывали с легендарной репутацией их брата Джона. Вся слава обрушилась на бедную голову Алекса.

Можно сказать им правду. Не всю правду, конечно.

– Я думаю о ней, – спокойно сообщил Алекс. – Уверен – никого из вас это не удивило.

Это была верная тактика, потому что они действительно не удивились. Все занялись рыбой и последующими переменами блюд. К десерту Алекс понял, что ему не терпится сбежать. Но увы! Отец пригласил его в кабинет выпить послеобеденную порцию портвейна. Выбора не было, пришлось подчиниться. К его удивлению, Джоул и кузен приглашения не удостоились и теперь наблюдали, как они с отцом уходят. Придется им пить портвейн где-нибудь в другом месте. С герцогом Беркли не поспоришь.

Подобное приглашение обычно означало перспективу получить хороший выговор. Однако, оглядываясь в недавнее прошлое, он не мог припомнить ничего такого – впрочем, может, он забыл какую-нибудь подробность, – что дало бы пищу отцовскому гневу.

Неизбежный портвейн был предложен и принят. Они сели в кресла в обшитой деревянными панелями комнате. Алекс – на привычном месте, в кожаном кресле перед роскошным письменным столом розового дерева. Отец занял место за столом, опустив сложенные руки на полированную столешницу. Он забыл про свой стакан, выражение его лица было непроницаемо.

– Что так беспокоит твою бабушку?

– Сэр? – Алекс хотел сделать вид, что не понимает.

Отец нахмурился:

– Я заметил, что она чем-то озабочена, и спросил, в чем причина. Она отвечала весьма уклончиво, однако признала, что тревожится. Сообщила, что ты помогаешь ей разобраться в «одном злополучном деле», так она выразилась. Надеюсь, ты объяснишь, что она имела в виду.

Вопрос отца поставил Алекса в неловкое положение, ведь он пообещал никому не сообщать подробностей. Он медленно заговорил:

– Бабушка попросила меня помочь вернуть кое-что принадлежащее, по ее мнению, нашей семье. Мне рассказали целую историю, однако, если честно, она и со мной не была откровенна.

– Какую историю?

Алекс нехотя признался:

– Про графа Хатауэя и сестру дедушки.

Лицо герцога окаменело. Не то чтобы это было очень заметно, просто губы сжались в нитку, скрипнули зубы. Отец откинулся на спинку кресла и стиснул руки.

– Ясно. Эту самую историю! Мой отец сделал все возможное, чтобы ее замять, и ты, очевидно, теперь знаешь почему. Мы ничего не хотим знать о семействе Паттон, однако я без малейших колебаний поверил бы, что кто-то из них затевает против нас очередную скверную игру.