— Ты меня понял? — переспросил я.

— Да... Когда нужно выехать?

— В течение суток... Передавай привет маме.

— Просьбу выполню. До встречи...

— До встречи.

Встреча состоялась через семь лет. «Эди» — его звали уже иначе — рассказал мне, что ему стоило огромных усилий воли выполнить этот приказ. Но уже через несколько дней он на всю жизнь убедился, что без строжайшей дисциплины разведка работать не может.

Так мне удалось в основном выполнить указание Центра. Были свернуты несколько операций.

Не все мои товарищи признавали нависшую угрозу провала. В ответ на указание немедленно покинуть страну они пытались убедить меня, что лично у них все в порядке и они могут продолжать работать. Каждый подчеркивал, как трудно было ему проникнуть в страну, надежно осесть там.

В эти дни мне пришлось работать как никогда много — дела фирмы требовали моего непременного участия. Ох, как хотелось плюнуть на свое «прикрытие», но этого-то как раз и нельзя было делать: контрразведке полагалось знать, что я по-прежнему ничего не подозреваю. Поэтому я продолжал ходить в свою контору, вел переговоры с клиентами, виделся с друзьями. О том, чтобы уехать самому, не обеспечив полной безопасности товарищей по работе, не могло быть и мысли.

Многочисленные коллеги по бизнесу, знакомые ничего не замечали — я был, как всегда, общительным и жизнерадостным.

Обсудил со своими партнерами план расширения фирм. Весело провел вечер с бывшими сокурсниками. Договорился пойти в театр с приятельницей, которой давно обещал это.

Среди последних операций, которые мне предстояло провести, была назначенная на 7 января 1961 года встреча с Хаутоном. Я должен был сообщить, что уезжаю на время из страны и извещу его по почте о следующей встрече.

Мы условились увидеться на улице Ватерлоо-Роуд, неподалеку от известного английского театра «Олд Вик». В этом районе нет жилых домов, и во второй половине дня по субботам там буквально ни души. Я заранее наметил тихий переулочек километрах в трех от места встречи и, оставив там машину, зашагал в расположенный недалеко кинотеатр, так как до встречи оставался целый час и его надо было где-то убить. Это был последний час моей свободной жизни в Англии.

Программа шла непрерывно, войти в зал можно было в любое время. Как всегда, перед вестерном была хроника, потом мультфильм и рекламный ролик. Едва начался ковбойский фильм и герой, как это положено по канонам «лошадиной оперы» (так называют «вестерн» сами киношники), провел свою первую и непременно неудачную стычку со злодеем, я тихо поднялся — пора было уходить. Прошел по полупустому залу мимо дремавшей у входа билетерши, открыл дверь на улицу.

Там по-прежнему все было тихо и спокойно.

Тот же хмурый, лишенный света и тени день. Набухшее дождем зимнее небо. Скучные лица редких прохожих. Забрызганные грязью автомашины.

Я сел за руль и не спеша двинулся поближе к месту встречи. Припарковался в нескольких кварталах от нужного перекрестка. Снова проверился — слежки не было.

И зашагал на Ватерлоо-Роуд.

Я был на месте за несколько секунд до назначенного времени. Мои часы были выверены по радиосигналу всего лишь за два часа до встречи: я придерживался правила никогда не опаздывать и никогда не приходить раньше времени ни на минуту.

Свернув за угол, я пошел по Ватерлоо-Роуд в южном направлении. Вскоре увидел Хаутона и, к немалому удивлению, Банти Джи, которую на встречу не вызывал.

Они переходили дорогу прямо передо мной.

Еще до выхода на встречу я решил закончить ее как можно быстрее. Поздоровались.

— Хаутон, — сказал я. — Я уезжаю. Об очередной встрече извещу письмом...

Еще две-три фразы, и мы стали прощаться.

Банти Джи сунула мне в руку хозяйственную сумку.

— Тут, — торопливо шепнула она, — все, что вы просили принести Хаутона.

Я заметил в сумке какой-то бумажный сверток.

И вдруг сзади, за самой спиной послышался скрежет автомобильных тормозов.

Я оглянулся.

У обочины остановились три автомобиля — обычные, ничем не примечательные с виду машины. Около десятка мужчин в традиционных для западных детективов макинтошах уже выскакивали из машин и бежали к нам. С пистолетами, торчавшими из-за пояса, они походили на сыщиков из дешевого детективного фильма.

Нет, никто из них не сказал, как это утверждал на суде старший полицейский чин Смит: «Я — офицер полиции. Вы арестованы». Они просто набросились на меня и моих спутников, молча схватили за руки и втолкнули в машины. Меня запихнули на заднее сиденье первого автомобиля, продолжая крепко держать руки, хотя я и не вырывался. Машина сразу же помчалась. Ее водитель передал по радио: «Схватили всех, возвращаемся в Скотленд-Ярд».

Сидя в машине, я думал не о себе и не о том, что провалился, а о том, почему Хаутон привел с собой Джи. Правильно ответить на этот вопрос — сейчас было главное. Джи неохотно выходила на встречи и делала это только по моему настоянию. На этот раз я не просил об этом. Видимо, тут было лишь одно объяснение: контрразведка уговорила Хаутона привести с собой Джи, иначе ее было бы очень трудно осудить. Хаутону, несомненно, обещали смягчить наказание. По наивности он поверил этим посулам...

Машина мчалась, не соблюдая никаких правил. Мы пересекли Вестминстерский мост, пронеслись мимо здания парламента (помню, я тогда подумал: «Вряд ли меня когда-нибудь снова пригласят сюда есть клубнику со сливками...») и повернули в сторону Скотленд-Ярда.