Андрей посмотрел на Катю и Хабару — и промолчал. То, что они говорили о Мефодии, было, пожалуй, бесстыдно — и все же — правда. Здесь каждый не свят, но Дикой был ненавистен всем, всё тщился на чужом горбу в рай въехать, одному себе счастье составить. И вот — промошенничал век, да так, плутом, на тот свет ушел.

Однако рассуждая так, Россохатский почувствовал уколы совести. Выходило, радовался тому, что Дикой, который хотел стать между ним и Катей, теперь мертв и неопасен. «Да изымется язык мой от гортани моея!».

Один Дин отнесся к гибели Дикого, казалось, равнодушно. Дождавшись, когда поспеет завтрак, он подставил женщине свою миску, аккуратно хлебал суп, заедая его крошечными кусочками лепешки.

Катя сказала Андрею:

— Пойдем, побродим по тайге… Еда в душу нейдеть…

Россохатский кивнул, и они вышли на свежий, уже пронизанный весной воздух и молча зашагали к Шумаку.

Лю перешел русско-монгольскую границу южнее Кяхты, и посты не заметили его холодной мартовской ночью.

Весь вечер до этой ночи китаец провел в уездном городке Троицкосавске. Слуга ювелира слонялся по деревянным тротуарам, глазел на двухэтажные дома торговцев, две церквушки и собор.

Утром китайца уже видели в монгольском городке Маймачене, расположенном сразу за границей, на той же Грязнухе. Не останавливаясь здесь, Лю тотчас подрядил возчика и отправился на юг.

В небольшом улусе пограничного аймака, куда Лю добрался в полдень, его встретил Артемий Грязнов.

Они кивнули друг другу.

Торговец поздравил Лю Джен-чана с удачным переходом границы и, взяв китайца под руку, повел в юрту. На круглом каменном лице Артемия были написаны усталость и равнодушие, но Лю знал: это лишь маска.

Грязнов поставил на коврик, служивший столом, две чашки, налил в них саке, и они с удовольствием выпили рисовой водки. Затем торговец предложил гостю кофе.

Отпивая горячую жидкость маленькими глотками, Артемий наконец поинтересовался, как идут дела.

— Пока — никак, — отозвался Лю. — Но мой хозяин надеется: близки перемены.

— Мне кажется, — проворчал Грязнов, раскуривая трубку, — что господин Куросава не очень торопится. Большевики зализывают раны гражданской войны. И сами начнут поиски Золотой Чаши. Коммунистам тоже необходим капитал.

Лю пожал плечами.

— Мы ищем Чашу. И я отправляюсь туда.

— Вы поздно идете в Саян. Они могут опередить.

— Поздно? — Лю усмехнулся. — Весной пробираться на Шумак — всё равно, что чесать голову тигра. Вы знаете не хуже меня: март в тех местах непостоянен, как лицо мачехи. И все-таки я иду.

— Знаю. Я говорю: надлежало отправиться раньше.

— Зачем? Люди застряли на Китое. И лишь теперь, полагаю, достигли Шумака.

Грязнов неопределенно покачал головой.

— Я — коммерсант, Лю, и рубль — аршин, которым меряю жизнь. Что же в активе? Вы сами видите — ничего.

— Рубль? Хотел бы заметить тоже: мне предстоит еще не раз пересечь границу. А я — только человек, господин Грязнов, и пули достаточно, чтобы отправить меня к Янь Вану.

— Ну-ну! В наш век и в нашем положении лучше не думать о таких вещах. В конечном счете, выигрывает тот, кто больше рискует. Не так ли?

— Возможно… Однако следует думать, корда ставишь жизнь в заклад.

Лю покосился на собеседника.

— Не будем торговаться… — прохладно улыбнулся Грязнов. — Вы получите всё, что положено, когда придет успех.

Артемий задумчиво погрыз мундштук трубки.

— Чашу найти нелегко, понимаю. Но что потом? Металл надо перевезти за рубеж. Это моя задача. Она тоже не сулит мне роз. Контрабанда есть контрабанда, и ей нередко приходится иметь дело с пулями. А у меня в Тунке жена и дети. Я не хочу рисковать из-за грошей.

Узкие припухшие глаза Грязнова были спокойны, но китайцу казалось, что взгляд Артемия ползает по его лицу ощутимо, как червяк.

Внук русского скотопромышленника и монгольской княжны, невесть когда осевшей в Южной Сибири, Артемий Грязнов был умница и зверь, когда дело касалось его личных выгод и надежд. Постоянно живя в Тунке, неподалеку от монгольской границы, Грязнов крупно торговал до революции скотом, перегоняя его из Монголии в Россию, самолично добывал пушнину в Саяне, искал, не без успеха, рассыпное золото.