Шрифт:
Поравнявшись с Ламбетом, он вдруг остановился и, приставив ладони к глазам, стал смотреть вдаль.
У него вырвалось радостное восклицание.
— Наконец-то!.. Это они. А я уж думал, что они забыли мой приказ.
Взгляд его не мог оторваться от большого трехмачтового корабля, окрашенного в зеленый цвет — любимый цвет жителей Севера.
Своей массивностью корабль резко выделялся среди прочих судов.
В ту же минуту молодой человек обратил внимание на другой корабль, точь-в-точь такой же, как и первый: та же осанка, тот же размер, та же зеленая окраска, напоминающая отблеск Норландских глетчеров.
Корабль этот, распустив паруса, шел вверх по Темзе. Приблизившись к своему двойнику, он ловко повернулся и встал на якорь рядом с ним. Маневр исполнен был так ловко, что матросы с соседних кораблей прервали на миг свои занятия и похлопали капитану и экипажу неизвестного зеленого корабля.
Сам Фредерик де Тревьер, хотя с корабля его нельзя было видеть, не мог удержаться от аплодисментов.
С новоприбывшего корабля на прежний перекинули мост, и матросы обоих экипажей радостно стали пожимать друг другу руки. В самый разгар этой сцены молодой человек вдруг услыхал удивленное восклицание таможенного надзирателя, который, скрестив руки на груди, расхаживал по набережной.
— Еще один!.. Да это целая эскадра.
Третий корабль, как две капли воды похожий на первые два, подходил со стороны Ламбета, идя с еще большей скоростью, так как ветер успел посвежеть.
— Странно! — пробормотал задумчивый наблюдатель. — В один час, почти в одну минуту… Чего не сделаешь с такими моряками!
Новый корабль совершил так же ловко тот же маневр и встал рядом с прежними двумя кораблями, приветствуемый дружными аплодисментами матросов-товарищей.
— «Три брата!» — воскликнул таможенный надзиратель, не перестававший наблюдать это любопытное зрелище.
Действительно, сходство между кораблями было поразительное — как в общем, так и в частностях. Очевидно было, что их строили по одному плану и на одной верфи.
Таможенные досмотрщики, немедленно отправившиеся на борт двух новоприбывших кораблей, вернулись обратно с одинаковой отметкой для обоих: «Без груза». Такая же отметка была сделана и десять месяцев тому назад относительно первого корабля. Об этом обстоятельстве уже много было толков в трактирах Ламбета и Саутварка.
Молодой человек, постояв некоторое время в задумчивости, вдруг направился к тому месту, где стояли лодки, и уже хотел окликнуть одну из них, но вслед за тем сейчас же передумал и прошептал про себя:
— Нет, лучше подожду до вечера. Не надо, чтобы кто-нибудь меня видел среди белого дня. Как знать?.. Осторожность никогда не мешает. Ведь тут дело идет о жизни и смерти.
Он задумчиво пошел в дом герцогов Эксмутских.
Когда он вернулся домой, время обеда давно уже прошло. Лорд Коллингвуд, долго прождав своего секретаря, отобедал без него и уехал в парламент, который в то время уже заседал по ночам. Он очень досадовал, что не успел перед отъездом поговорить с Фредериком, и оставил ему следующую записку карандашом на клочке бумаги:
Сегодня, между одиннадцатью и двенадцатью часами ночи, ко мне явится один человек. Если заседание затянется и я к тому времени не вернусь, то попросите этого человека подождать, причем для меня очень важно, чтобы вы не спускали с него глаз до моего возвращения. Если вам необходимо будет зачем-нибудь выйти, то передайте надзор Мак-Грегору. Это единственный из моих слуг, которому вы можете безусловно доверять.
В этой записке Коллингвуд говорил о посланце Пеггама, но молодой человек нисколько не догадывался об истине, так как адмирал, разумеется, не посвятил его в свои слишком интимные дела. Ниже, однако, мы увидим, что Фредерик де Тревьер знал об отношениях Коллингвуда к «Грабителям» гораздо больше, чем адмирал мог предполагать.
Молодой человек наскоро пообедал и ушел опять, дав Мак-Грегору соответствующие приказания. Вернулся он в одиннадцать часов очень озабоченный, нахмуренный и даже как будто раздосадованный. Очевидно, он испытал какую-нибудь серьезную неудачу.
Нетерпеливо снимая перчатки, он разорвал их, бросил на стол и тихо проговорил:
— Все трое ушли с утра, и никто не знает, куда именно… Какая небрежность!.. Не сообщить мне ни слова!.. По их милости я теперь лишен возможности воспользоваться удобным случаем.
Он закурил сигару и вышел на веранду, окруженную мраморными колоннами. Она шла вдоль всего первого этажа, придавая Эксмут-Хаузу наружность греческой постройки. Прямо перед домом катила свои черные глубокие воды Темза, а на противоположном левом берегу смутно выделялись на темном фоне звездного неба контуры домов Сити.
Городской шум затихал. Деятельность мало-помалу замирала в этом большом человеческом улье, обитатели которого собирались ложиться спать, утомленные дневной суетой и борьбой за существование.