Мне интересно только то, над чем я работаю в данный отрезок времени. А то, что я сделала когда-то, меня не интересует, как отшумевшая любовь.

В один прекрасный день раздался звонок. Ира сообщил, что фильм с-с-с-снят и если я хочу, то могу его посмотреть.

– Не хочу, – ответила я.

– П-п-п-почему?

– Я боюсь, – созналась я. – Вдруг ты испортил. Я расстроюсь.

Я действительно боялась: Ира снял фуфло, а мне отвечать. Я могу провалиться в депрессию, и это надолго. Лучше я не буду смотреть. Во мне срабатывал инстинкт самосохранения.

Через полгода снова раздался звонок.

Я сняла трубку, в ней молчали. Я поняла, что это Ира борется с первой согласной. Так и оказалось.

Перескочив через букву «ф», Ира поведал, что ф-ф-фильм побывал на ф-ф-фестивале короткометражек в Испании и получил золотой приз и вот теперь я обязательно должна его посмотреть в Доме кино.

Я поехала и посмотрела.

Фильм действительно состоялся: смешной, грустный и глубокий. А главное – простой. Для меня это самое ценное качество: чеховская простота. Я терпеть не могу любые навороты.

После просмотра поехали к Ире на Горького.

Стульев по-прежнему не было, а стол стоял. На столе – разносолы, которые Анатолия прислала поездом.

Гости – почти вся съемочная группа – веселились от души, пили и пели. А за окном шумела улица Горького, и этот шум был престижный, необходимый и основополагающий. Как биение сердца.

Хороший был вечер. И время хорошее. Молодость. Слегка за тридцать.

Ира отправился провожать меня до метро.

В те годы существовало неписаное правило: делиться деньгами с режиссером. Отдавать 30 % от гонорара. За что? Ни за что. За то, что снял.

– Я тебе должна? – спросила я.

– К-к-к-как тебе не стыдно? – обиделся Ира. – Я даже слушать не х-х-х-хочу.

Я отметила его благородство. Другие режиссеры требовали, даже вымогали. А этот… Сидит на ящиках, стула не имеет, а совестью не торгует. Мы простились возле метро «Маяковская».

Было уже поздно, но улица Горького была полна народу и освещена, как во время праздника.

Казалось, что со стороны Красной площади сейчас вывалится разряженный карнавал, как в Бразилии.

Время шло. Ира проживал в центре Москвы, но его жизнь была омрачена долгами. Кредиторы не таяли, а нарастали. Их было уже сто двадцать. Весь талант и все воображение Ира расходовал на маневренность: от кого-то увернуться, у кого-то перезанять.

У него выработалась небрежная интонация, например:

– Ты не одолжишь мне тысчонку дней на десять?

Или:

– Дай до обеда рублей пятьсот. Я после обеда отдам.

Киношники – почти нищие. Ни тысчонки, ни пятисот ни у кого не водилось.

– У меня нет, – отвечали ему.

– А ты перехвати у кого-нибудь.

Жертва глядела в честные глаза Иры. Вздыхала и перехватывала.

Наступало «после обеда», и следующий день, и следующий месяц. На вопрос: «Где же деньги?» – Ира придумывал новую историю с новым сроком. Ему звонили в новый срок и снова получали отсрочку. При этом голос Иры крепчал раз от разу. Он не любил, когда ему надоедали. И в конце концов Ира отшивал наглеца.

– А где я тебе возьму? – грубо вопрошал он. – Рожу?

Люди реагировали по-разному. Одни просто махали рукой и говорили своим деньгам: до свидания. Не вешаться же из-за потерянной тысячи. Другие злились, обещали набить морду. Ира выжидал. И если угроза становилась реальной – расплачивался. Опять у кого-то переодалживал. Он постоянно крутился, как собака за собственным хвостом. Врал. Выкручивался. Это стало его нормой.

Помимо обиды и ненависти, вернее, наряду с ними Ира вызывал и сочувствие. Многие понимали, что бедный Ира попал в западню. Но дарить ему деньги никто не собирался. У всех, в конце концов, своя западня.

За стеной в квартире соседей выла собака. Вынимала душу.

Ира слушал, и ему казалось: собака вся в долгах и жалуется луне. Жалуется на человеческое бездушие. Душа Иры входила в резонанс с собачьей. Ему тоже хотелось выть. Он начинал тосковать, потом тоска незаметно перетекала в мечты. Ира мечтал о том, как найдет сундук с деньгами или получит большое наследство. Он раздаст долги, купит обстановку и начнет шиковать, ходить по ресторанам. Заведет себе красивую подругу. Нет… Отобьет у Мишки Машку. Она будет по утрам ходить в домашних тапочках с розой в волосах.