— Э-э, сыне, не так, — шепнул наблюдавший за ним Ярослав Всеволодич. — Видишь нагрудные бляхи — они крупнее. Стало, это перед.

Бахтерец — сорочка не легкая, и Александр сразу почувствовал его вес, едва надел. Но казалось это ему таким пустяком, что не заслуживало внимания, скорее, наоборот, тяжесть, ощущавшаяся плечами, наполняла его душу гордостью за принадлежность к настоящим мужам. Поверх бахтерца подбежавший тут же кормилец пособил княжичу надеть кафтан.

Юрий Всеволодич, поймав на себе благодарный взгляд мальчика, охватил его за плечи и спросил негромко, по-отечески:

— Ну, брате, проси еще, что хочешь.

Он заглянул ему близко-близко в лицо, выдохнул почти нежно у самого уха:

— Ну?

— Сорочонка, — прошептал Александр.

Юрий Всеволодович подумал, что ослышался.

— Кого, кого?

— Сорочонка. Наторенного сорочонка, — пояснил княжич. — У тебя тут во Владимире есть.

Юрий Всеволодович стиснул зубы, чтобы не засмеяться над детской причудой сыновца, спросил, сохраняя внешне серьезность:

— Где ты его видел?

— А как въехали мы, так один мальчишка бежал с сорочонком впереди нас.

Великий князь обернулся, поманил пальцем дружинника — слугу своего и Федора Даниловича. Когда они приблизились и стали почтительно у князя сбоку, он повелел им:

— Езжайте оба, найдите мальчишку с сорочонком. Я дарю ему их.

— Сорочонка? — спросил настороженно Федор Данилыч.

Юрий Всеволодич посмотрел на кормильца с укоризной.

— Обоих. Мальчишку и тварь эту.

Тогда слуга спросил тихо и учтиво:

— А ежели мальчишка из вольных, великий князь?

— Тогда купите, — бросил князь и отвернулся к застолью.

Здоровенная девка шла вдоль тына и, перестукивая палкой колья, приговаривала весело:

— Богатый, бедный, вдовец, холостец… Богатый, бедный, вдовец…

Увлеченная этим немудреным гаданием, не заметила, как подъехал и едва не стоптал ее княжий дружинник.

— Ах! — вскрикнула с перепугу и убежать хотела, да куда там — пятеро конных окружили ее.

— Здравствуй, красавица!

— Здравствуй, да не засти.

— Ну, отроковица, кого нагадала? — спросил весело дружинник.

— Кого нагадала, про то мне знать, — огрызнулась девка.

— Ай, языкаста. Мало порота.

— А скажи нам, дева, — спросил седобородый. — Где тут горшеня живет?

— А который вам? Их тут целый край.

— А тот, у которого сынишка с сорочонком бегает.

— A-а, Петрила, — девка стукнула палкой по тыну. — Вот здесь и есть.

Конные подъехали к воротам, двое спешились и, передав поводья спутникам, вошли во двор. Девка осталась у тына. Людей княжеских она признала и теперь доведаться хотела, зачем они в этот захудалый край явились.

Петрила вместе с сынишкой Ратмиром хлебали из горшка чечевичную похлебку, когда на пороге явился боярин с княжеским дружинником. Вскочил Петрила. Не чаял не гадал чести такой для себя. Сынишку в бок толкнул: встань, дурень.

— Здравствуй, Петрила, — сказал Федор Данилович, хмурясь отчего-то и этим еще более пугая бедного хозяина.

— Здравствуй, светлый боярин! — отозвался поспешно Петрила и опять толкнул в бок сынишку: здоровайся, кланяйся.

Ратмир поклонился гостям низко. Боярин долго и внимательно смотрел на мальчика и, когда уже смутил его окончательно, сказал:

— Пусть отрок выйдет.

— Ступай в гончарню, — подтолкнул сынишку Петрила. — Меси пока глину.

Пришедшие проводили взглядами мальчика, прошмыгнувшего между ними, и это не ускользнуло от Петрилы. Тревога его возросла.

А меж тем Федор Данилович переглянулся с дружинником, но милостник и так понимал, что главный ответственный за это дело он — слуга великого князя. Кормильцу что: его дело — «подарок» принять.

Дружинник прошелся по избе, потом присел к столу, кашлянул. Видно было — не знал, как к разговору приступить.

«Молодо-зелено, — подумал Федор Данилович с неудовольствием. — Пока мужик напуган, надо начинать, а он тянет».