Когда вошли в сени, где пир шел, княжич остановился, дивясь увиденному. За столами, тянувшимися вдоль стен и ломившимися от питья и яств, густо сидели бояре, дружинники, гости князя. Стол же самого великого князя был в глубине сеней, и вместе с ним сидели его братья и князья-союзники. Там же перед самым столом княжеским сидел гусляр с длинными, едва ли не до пояса, седыми волосами.

Всюду сновала челядь, подносившая питье и брашно.

Выждав немного, пока княжич осмотрится, кормилец сказал:

— Ну, идем, Ярославич.

Ярослав Всеволодович увидел сына с кормильцем еще издали, поднялся из-за стола, пошел им навстречу, встревоженно спросил:

— А где Федор?

— Занемог княжич, — отвечал кормилец. — Горло застудил.

Князь промолчал, но столь выразительно посмотрел на кормильца, что тот смутился. Ярослав решительно взял за руку сына и повел к великому князю.

— Вот, брате, младший мой сын Александр, — представил он сына. — Федор занемог, дома остался.

— О-о, — повернулся на стольце [37] Юрий Всеволодич. — Да он и впрямь в матушку нашу обличьем. А?

— Есть, есть немного, — согласился Ярослав.

— Где «немного»? Вылитый. Ну здравствуй, сыновец ты мой дорогой.

Юрий обнял за плечи мальчика, ласково заглянул в темные глаза. Княжич сразу отметил про себя, что хоть Юрий и брат отцу, но совсем не похож не него. Волосы светлые, глаза серые, черты лица закругленные. И несмотря на то, что Юрий старше Ярослава, а седых волос ни в бороде, ни на голове не видно.

— Чем одарить тебя, дорогой? — спросил, улыбаясь, Юрий Всеволодич.

Александр молчал, и хотя дядя ему сразу понравился, он стеснялся открыть ему свое тайное желание.

— A-а, знаю, что мужу настоящему надобно, — сказал Юрий и, хлопнув в ладони, подозвал к себе слугу. Сказал ему что-то на ухо. Тот кивнул головой и исчез.

Александра посадили между отцом и дядей, налили ему чашу сладкой сыты, пододвинули мясо зажаренное, пирог с рыбой.

Юрий Всеволодич, встав, призвал всех выпить во здравие гостя дорогого, надежды отцов Владимиро-Суздальских — княжича Александра Ярославича. После этого великий князь махнул рукой гусляру:

— Хвалу ему!

Хвалы пелись обычно в честь воинов заслуженных. И поэтому гусляр удивленно поднял белые брови и хоть ничего не спросил, но князь, поняв все, повторил уже с оттенком нетерпения:

— Да, да. Ему. Александру Ярославичу.

Гусляр склонил голову смиренно, тонкие темные пальцы опустил на струны. И с первыми же звуками гуслей стали стихать голоса за столами. Все тише, тише. Гусляр ждал этого. Сделав проигрыш, запел:

Мудрый старец исполнил веление князя и против обычая не покривил. Все тише звучали струны, и голос певца, следуя за ними, угасал незаметно. Так и не уловил никто, когда они замерли и воцарилась в сенях тишина. Глаза гусляра были прикрыты, и только легкое дрожание век выдавало его волнение: по нраву ли песня великому князю?

Все смотрели на великого князя, не смея ни хвалить, ни хулить без его знака.

Юрий Всеволодич тряхнул головой, словно наваждение сбрасывая, поднялся за столом и, указав на гусляра, сказал в полной тишине:

— Лучшего скакуна ему из моих табунов.

И сразу же зашумели, закричали за столами, застучали чаши заздравные, а гусляр, привстав, низко поклонился князю.

— Спаси бог тебя, великий князь, за щедрость твою.

Тут из-за спины Юрия Всеволодича показался слуга, склонился к уху, шепнул словечко.

— Давай сюда, — сказал князь и принял из рук слуги невеликий сверток, тихо позванивающий.

— Ну, сыновец, — обратился Юрий Всеволодич к сидящему рядом Александру. — Вот тебе подарок от меня, мужу пристойный и надобный.

Александр встал, принял сверток, уже догадываясь, но боясь верить.

— Что это? — прошептал побелевшими губами.

— Это бахтерец, по моему велению для тебя изготовленный. И для Федора тож есть.

Александр развернул бахтерец и едва не зажмурился от великолепия блях, так искусно изготовленных и пригнанных друг к другу, что не виден был за ними и бархатный кафтан, на котором крепились они.

— Спаси бог… спасибо, — шептал взволнованный княжич, оглаживая ладонью холодные пластины. Поспешно сбросив на лавку кафтанчик и оставшись в сорочке, Александр начал надевать бахтерец.