– Что вы, мне интересно послушать, – улыбнулся Кис.

Лидия Самойловна не могла даже представить, до какой степени ему интересно!

– Чаю вам даже не предложила, вот ведь какая хозяйка! Или кофе лучше?

Алексей вежливо отказался.

– А девочка здесь, кстати?

– Оленька в своей комнате играет. Вы хотите с ней поговорить?

– Да, но сначала расскажите сами.

…Детский сад находится прямо во дворе дома, едва ли не напротив их подъезда, поэтому Оленька всегда приходила домой сама. А в тот треклятый день не пришла. Люди видели, что девочку, когда она уже подходила к подъезду, быстро втянули в черную машину, и та резво укатила. Никто даже номеров не успел заметить!

Лидия Самойловна тут же кинулась в полицию, у нее заявление приняли, обещали искать. И еще сказали, чтоб она предупредила, если вдруг потребуют выкуп.

– Выкуп, представляете! Мы с внучкой от зарплаты до зарплаты еле концы с концами сводим! Хорошо, что Ване удалось заработать деньги, он мне много дал… Хотя тогда я еще подумала: уж не шальные ли деньги? Может, из-за них Оленьку похитили? Но никто мне не позвонил, выкупа никакого не требовал, а Оленька на следующий день сама пришла домой, к вечеру. Как пришла, так и спать легла и до утра проспала. Мне кажется, ей снотворное дали. Я ее осмотрела – вроде никакого зла моей девочке не причинили, – а на следующий день и к врачу сводила, убедилась, что никто Оленьку не тронул, не обидел. И зачем ее похищали, ума не приложу! Я вам Оленьку приведу, спросите ее сами, но ничего она вам не скажет: не помнит. Только «дядю с черным лицом»…

…Раньше Алексей совершенно не представлял, как разговаривать с детьми, но с тех пор, как у него самого появились малыши, он стал чувствовать себя с маленьким народцем совершенно непринужденно. Более того, теперь ему прошлые страхи и неловкость казались смешными. Проблемы общения явно гнездились во взрослых, а не в детях.

– Меня зовут Алексей, – он присел на корточки перед пятилетней синеглазой девочкой. – А тебя как?

Оля спряталась за бабушку. Алексей понимал, что девочка травмирована коротким, но страшным для нее похищением, и счел, что будет правильным разговаривать с ней так, будто ничего не случилось.

– А я знаю! Тебя зовут Олей, верно?

– Откуда ты знаешь? – высунулась девочка из-за стройных ног своей молодой бабушки, облаченных в узкие, по моде, брючки.

– Я волшебник.

– Правда? – Оля распахнула синие глазенки и вышла из своего убежища. – А ты можешь выполнить мое желание? У меня всего одно, ты не думай, я не нахалка, как в «Сказке о рыбаке и рыбке»!

– Нахалка? – удивился Алексей.

– Нет, я не-на-хал-ка!

Кис посмотрел на бабушку в поисках объяснения.

– Это моя трактовка сказки Пушкина. А что, разве не так?

– Пожалуй, – кивнул детектив. – Просто мне такое определение никогда не приходило в голову, – улыбнулся он. – И какое же у тебя желание? – несколько озадаченно спросил он девочку, от души надеясь, что оно ограничится мороженым или игрушкой.

– Сделай так, чтобы мама и папа возвратились!

Опа-на! Кис явно преувеличил свои способности. Общение с его собственными детьми – благополучными, любимыми мамой и папой, – не могло интерполироваться на общение с ребенком неблагополучным. Он сам себе поставил «незачет».

– Оленька, я… Я постараюсь.

Алексею было отвратительно собственное вранье. Ни папу, ни маму он Оленьке не в силах вернуть. Папа ее ушел безвозвратно в мир иной, а мама… Тоже в «иной мир», но оттуда еще возможно вернуться, если мать девочки сама этого захочет. И никакие волшебники здесь не помогут – только ее совесть. Или разочарование в «ином мире»…

Девочка подумала.

– Значит, не сейчас?

– Нет… – удрученно ответил Алексей.

– Но ты же волшебник! Вырви из бороды волосок!

– У меня нет бороды…

– Правда нет, – расстроилась Оленька. – А как же ты тогда мое желание выполнишь?

Алексей проклинал себя за самоуверенность, за неправильное начало разговора.

Лидия Самойловна, глядя на потуги детектива, покачала головой, привлекла к себе внучку и, одновременно твердо и ласково, велела девочке рассказать о похищении.

Поначалу Алексей натыкался на скупые ответы: «дядя с черным лицом», «машина». Нигде Оля не была – или не помнит; ни с кем не говорила – или не помнит.

– Дядя высокий? Толстый?

Оля не знает.

– За окошком машины что было?

Оля не помнит.

– Что ты ночью делала? Спала?

Оля не знает.

– Дядя был в машине один?

На этот раз девочка кивнула утвердительно.

– Другого человека ты не видела?

Оля помотала головой.

– Он давал тебе попить? Поесть?

Синие глазенки вдруг распахнулись.

– Конфетки! «Коровку»! И водичку газированную.

– Только конфеты? А ты не попросила у дяди еды? Что ты любишь? Сосиски?