— Милости просим… У нас свой разговор, — ответил одетый по моде. — Так вот, Степа, я ведь вразумляю тебя о чем? — продолжал он.

— Да ты ясней. Не пойму, понимаешь, о чем намек подаешь? Монашка-то тебе кто?

— Как кто? Не моя она. Обыкновенная монашка.

— Из тутошного монастыря?

— Да нет. Приезжая, видать. Праведница. Понимаешь, от нее эта суматоха завелась.

— Да какая суматоха-то?

— О господи! Ты уясняй, Степа, сделай милость, уясняй!

— Сам видал монашку?

— Да я о чем и толкую. Сам насладился. Картинка из себя. Ежели бы не ряса на ней. Да что говорить. Картинка. Понимаешь, все, глядя на нее, молятся, а я гляжу на нее с помыслом о грехе. Горит у меня разум от мысли эдакую бы полабызать. Ладно, после доскажу, а сейчас выпьем.

Рассказчик налил из бутылки в рюмки коньяк. Приятели чокнулись и выпили.

Одетый по моде, взглянув на Муравьева, улыбнулся, оголив желтые прокуренные зубы. Спутав количество звездочек на погонах, предложил Муравьеву:

— Господин капитан! Разделите с нами компанию рюмочкой коньяка.

— К сожалению, не могу. Служба, — ответил Муравьев.

— Понимаем. Мы со Степой, признаться, с утра прикладываемся. Давно не видались. Он из Боготола наездом у меня. Так не уважите?

— Рад бы. Повторяю, служба. А сами вы здешний?

— Обязательно. Омич с рождения. С той минуты, как подал голос после темницы материнской утробы.

— Давайте знакомиться. Поручик Муравьев.

— Митрий Охлопков. Может, слыхали такую фамилию? Батя мой иконописной мастерской владеет. Нас знают. Так, может, ради знакомства выпьете толику.

— Не могу. Однако мне пора.

— А так ничего не выпили.

— Некогда.

Простившись с Охлопковым за руку, Муравьев вышел из кофейной; через квартал, наняв извозчика, поехал в комендантское управление…

В управлении Муравьева ожидала удача, он застал в нем коменданта Захарова. Доложив о себе через дежурного, получил от генерала разрешение на личную встречу.

Захаров по докладам подчиненных уже знал о Муравьеве как об исполнительном и думающем офицере. Его сообщение об услышанном разговоре в кофейной Зона обрадовало генерала, и он отдал распоряжение об аресте сына купца Охлопкова. Сообщение Муравьева давало управлению надежду, что оно, являясь пока только тонкой ниточкой, сулило возможность добраться по ней до клубка, от которого отмоталась.

Через два часа Дмитрий Охлопков, арестованный по обвинению нанесения в пьяном виде оскорбления офицеру, был доставлен в управление. Отрезвевший от испуга купчик, потея, отвечал на вопросы и чистосердечно рассказал обо всем, что ему посчастливилось повидать в молельной дома Чихариной.

Узнав о неожиданных результатах допроса, генерал Захаров воспользовался правом получать приказания непосредственно от Колчака. Поставив адмирала в известность о следе к источнику слуха, получил разрешение действовать самостоятельно.

Окрыленный доверием правителя, Захаров тщательно продумал план действий, твердо решив отдать его выполнение в руки капитана Несмеянова при помощниках — поручиках Глебове и Муравьеве.

Капитан Несмеянов — бывший жандармский офицер. За прожитые сорок лет он во многих городах России оставил после себя кровавые следы. Известен расправами с политическими заключенными. В двадцать шесть лет Несмеянов проявил себя ревностным охранителем самодержавия. Обладатель приятного внешнего облика Несмеянов был жесток. В тысяча девятьсот седьмом году в Екатеринбурге за звериное обращение с людьми на него дважды покушались рабочие, но оба раза он избежал, казалось бы, неминуемой смерти.

В Омске Несмеянов появился из Уфы, в охране переехавшей директории, при довольно загадочных обстоятельствах. Устроился в охране по рекомендации полковника Красильникова и оправдал оказанное доверие при аресте директории по приказанию Красильникова.

В управлении коменданта Несмеянов считался идеальным службистом, но среди офицерства имя его наводило ужас. Капитан Несмеянов одним из первых получил право в нужных случаях пользоваться именем адмирала, перед которым был аттестован министром финансов Михайловым как преданный правительству офицер.

Правом этим капитан пользовался широко. Немало ни в чем не повинных офицеров, чем-либо не понравившихся Несмеянову, посылались в штрафные роты на фронт и оттуда не возвращались. И были сведения, что многие из них переставали жить, еще не доехав до фронта.

После полуночи тишину на улицах Омска все реже и реже будили щелчки деревянных колотушек в руках ночных сторожей. На исходе первого часа к дому Чихариной подошел комендантский взвод солдат под командой поручика Муравьева. Солдаты заняли заранее намеченные по плану операции посты, отняв у караульного, дремавшего в будке у ворот, колотушку. Сторожевые псы во дворах разными голосами отметили солдатские шаги.