Шрифт:
Не теряя еще надежды, он пошел рассеять себя в полковой экзерцирхауз. [91]
Вскоре явились по очереди и прочие женихи, в отчаянии к с новостью, что Зоя Романовна выходит замуж за адъютанта Лиманского, — и все пошли назад с тем же, с чем и Полковник.
Лиманский действительно приехал в отпуск из Москвы, с неизменной любовью к Зое, но с любовью, полной безнадежности. Он боялся ее видеть и не хотел видеть; не поехал бы в дом, если б не принудили его отец и мать, увлекаемые желанием союза своего Юрия с Зоей.
91
Экзерцирхауз — здание для обучения солдат, конный манеж.
Юрий поехал и был принят так радостно, даже Зоей, что в нем ожили первые впечатления; искра, таившаяся под пеплом, возгорелась и обдала сердце его пламенем юношеской любви.
В Зое заметил он какую-то степенность и поздравил себя с этой переменой: ему нравилась в женщинах стройность в словах и обращении. Он не замечал уже в Зое детских своенравных порывов и пылкости чувств; но видел постоянное желание утопать с ним в разговорах и суждениях.
«Это доказательство любви вернее пламенных взглядов и глубоких вздохов», — думал он и часто, восхищаясь красотой Зои и тишиной ее души, он повторял про себя: «И я решался проклинать детские капризы этого ангела!»
Зоя, в самом деле, казалось, вполне уже предавалась князю Юрию; но он боялся сам напомнить о любви своей, боялся показаться ей с самой невыгодной стороны для мужчин: и кто не покажется глупым в минуту объяснения любви, особенно перед девушкой, которая хотя и любит, но не ослеплена страстию? пред девушкой, которая не потупит взоров в эту роковую минуту, не забудется, а станет ожидать от вас признания умного, красноречивого, без вздохов, без восклицаний, без страха, без трепета и даже без мольбы? которая убеждена, что сохранение собственного достоинства необходимо мужчине во всяком случае?
Горя нетерпением назвать Зою своею, Юрий открыл сердце свое отцу и матери и объявил им желание получить руку Зои.
— Мы только этого и желали, — отвечали ему отец и мать.
— Сегодня же я еду переговорить об этом с Натальей Ильинишной, — сказала княгиня.
И вот начались тайные переговоры между княгиней и Натальей Ильинишной.
Но, верно, они приступили к ним не благословись, не по старому русскому обычаю.
Нелегкий подставил ухо, выслушал тайну и в ту же ночь, встретясь с Ведьмой на бережку у ставка, на дощечке у млинка, [92] пересказал ей все, что слышал.
92
«…на бережку у ставка, на дощечке у млинка…» — начало украинской народной плясовой песни.
— Прощайся с своим нещечком!
От этой новости Ведьму согнуло в три дуги.
— Помоги! — вскричала она.
Нелегкий, испуганный ее ужасным положением, стал ее разгибать.
— Не то! — вскричала она.
— Что ж еще?
— Помоги! надо расстроить дело! еще три дни, и все пропало! Все мои труды и подвиги пойдут под ноги!.. Я нарочно разрознила Сердце и Думку, чтоб она не ужилась ни с одним добрым человеком; а в ночь на Иванов день Сердце воротится к ней, и тогда прощай! ничем не разорвешь! поцелуем он снимет с нее проклятие, душой и телом полюбит она честного Юрия, выдет замуж и будет честной женой и доброй матерью!.. Уу-уу-уу!
— Что с тобой?
— Как что! Я уже похвалилась Буре великой Грозе громоносной на шабаше, что поставлю ему новую ведьму! Не исполню слова, посадит он меня в тиски на веки вешные! Уу-уу-уу!
— Э, старая баба! есть о чем вопить! — сказал Нелегкий. — Ступай себе, я дело обработаю; свести трудно, а развести наше дело: как на бобах разведу!
— Смотри же, не промахнись.
— Ээ! постой-постой! мне нужно сегодня в полночь пробраться в спальню… как бишь ее? к Романовне…
— К кому? чтоб я тебя допустила в девичью спальню!
— Дрянь! Баба! труфель гнилой! что ж ты обо мне думаешь!
— Ну-ну-ну, изволь-изволь!
— Изволь! какое одолженье! Слушай: в запертые крещеные двери мне не ход, а в трубу я лазить не умею; ты должна меня снести туда на себе.
— Вот те раз! Возить на себе такого черта!
— Да еще сама шею подставишь, потому что я не хочу навязываться тебе на шею.
— Быть так.
— Проваливай.
Между тем на переговоры позван был и Роман Матвеевич. Он с радостью согласился на союз Зои с князем Юрием; на другой же день положено было объявить об этом Зое.
Во время этих совещаний Нелегкий подтолкнул горничную Зои подслушать в щелочку, о чем говорят господа.
— Знаете ли, барышня, что? — сказала она, раздевая Зою.
— Что такое?
— Ведь вас просватали.
— Просватали! — сказала удивленная Зоя.
— Да-с: княгиня-то недаром приезжала.
— Ты почему знаешь?
— Да я проходила мимо спальни барыниной; не знавши, хотела войти; а двери заперты. Кто там? — думаю; а барин такой громкогласной, слышу, говорит, что-то о приданом… Вот я и не утерпела, подслушала: я на это согласен, говорит, на сто тысяч деньгами, да вещами за Зоей, то есть за вами, барышня, будет тысяч на двадцать; а княгиня говорит: дело слажено! я уверена, что сами не поскупитесь для своей дочери. После этого они стали разговаривать тихонько, и я уж ничего не слыхала. Честь имею поздравить вас, барышня!.. уж это дело ведь решенное: папинька и маминька согласились.