Шрифт:
– О Господи, просто задраила все люки, детка, только и всего. Она пытается все организовать вокруг себя, но не в состоянии побороть хаос внутри себя. – Он склонился ко мне совсем близко и ударил себя в грудь. – Вот где у нее хаос, – прошептал он, – глубоко в душе. – Он распрямился. – Когда в браке столько лет, то не можешь не знать партнера. В этой женщине бушуют страсти, и я видел их проявление. Каждый раз, когда у нас с ней был секс, я чувствовал эту страсть. Потом я поставил себе целью выбить из нее все страхи. Иногда мне это удавалось, и они уходили из нее и не возвращались годами. Она может быть спокойной на самом деле. Но если кто-нибудь посмеет обидеть Генри и с его головы упадет хоть один волос, гнев ее будет страшен.
Пока он рассказывал мне все это, я не могла отделаться от мысли, посмел ли он когда-нибудь ударить Касси или Генри, Я была уверена, что такое имело место.
Внезапно он начал бессвязно бормотать о своем триумфе, когда в Нью-Йорк привез Александру Уоринг и как она поднялась до высот местного рейтинга.
– А они уволили меня! Можете в это поверить? Потому что этот чертов директор станции захотел приписать все заслуги себе! Это я нашел Александру! И посмотрите, как она выросла! И чья это заслуга? Кто открыл ее?
Я удержалась, чтобы не ответить – Александры.
Когда он начал бубнить о том, что Александра должна быть ему благодарна, я обнаружила, что киваю головой, подтверждая его слова. Эту тему мы мусолили за ленчем, только сейчас он ерничал и глумился. У меня шумело в голове, я была пьяна, и меня от него тошнило. Мне удалось улизнуть в дамскую комнату, откуда я позвонила Спенсеру. Он желал знать, где меня черти носят.
Я ответила, что в клубе «21» на интервью. Не мог бы он приехать ко мне в гостиницу? Через полчаса?
– Мне пора уходить, – сказала я, вернувшись, Майклу.
– Идем со мной. – Он обхватил меня и пытался зажать между ног.
Вот это да! Мне бы следовало ожидать этого, принимая во внимание все, чего я о нем наслушалась.
– Прошу прощения. – Я вырывалась что было сил. – Я должна встретиться с мужем.
– С мужем? – переспросил он, нахмурившись. – Тогда почему кольца не носишь?
– А вы почему? – парировала я.
– Ну, ты мне нравишься. – Он снова распустил руки.
О Господи, как это ужасно. Я сама дала ему повод. Это плата за то количество выпитого, которое мы поглощали весь день и весь вечер.
– Послушай, – прошептал он, пытаясь усадить меня на колени. Люди стали обращать на нас внимание. – Мы можем отправиться в «Хилтон» и перепихнуться. Разве ты не этого хочешь?
Я упиралась, но он накрепко в меня вцепился.
– Такого большого, как у меня, ты в жизни не видала. Спроси у Касси.
Мне удалось отпихнуть его, и я вырвалась.
– Сожалею, но мое время истекло. – Я отгородилась от него стулом как барьером. Бросив на стойку бара купюру, схватила диктофон и протянула ему руку.
– Большое спасибо за ваше интервью.
Это его взбесило.
– Мерзкая сука! – заорал он. – Что ты о себе вообразила? Ты ничтожество, слышишь меня? Убирайся к черту! Дрянь? Потаскуха!
Отлично для первоклассной журналистки, впервые бравшей интервью в клубе «21». Я торопливо покинула ресторан, и швейцар помог мне поймать такси.
Глаза Спенсера полезли на лоб, когда он увидел, как я, шатаясь, иду по холлу гостиницы.
– С тобой все в порядке? – спросил он шепотом, беря меня под руку.
– Хочешь сказать, что я пьяна? Да. – Я захихикала, следуя рядом с ним к лифту. Моя сумка упала, и магнитофонные кассеты рассыпались по всему полу. – О, мои интервью!
– И это после одного из них? – спросил он, собирая пластмассовые коробки и запихивая в сумку.
– Потрясающее интервью! – заявила я, водрузив руку Спенсеру на плечо, чтобы сохранить равновесие.
Мы поднялись в номер, и Спенсер предложил мне принять душ, пока он закажет что-нибудь поесть, так как, похоже, я ничего не ела.
– Нет, ела, – возразила я, пока он расстегивал мне на спине молнию платья.
– Да? Когда?
Платье упало к моим ногам, и я повернулась, чтобы поцеловать его. Спенсер нахмурился, поднял платье и понес в гардероб, чтобы повесить.
– Я съела ленч.
– Сейчас уже полночь, Салли.
– Полночь? Этого не может быть! Совсем недавно было восемь.