Шрифт:
XIX
Съезд в Москве прошел на диво! Богачи весьма ретиво Повели свои дела. Вот комедия была! Перед их враждебным станом Распинались Либер с Даном, Меньшевистские "вожди" — От козла удою жди!:. Видно птицу по полету. Буржуазному помету, Лебезя и так и сяк, Тож поклонится не всяк. И эсеров брали корчи, Но, как зуб от давней порчи, Стыд у них пропал давно: Пели с Даном заодно! "Либердан"
(Подхалимский танец)
Пред военным барабаном, Мастера на штучки, Танцевали Либер с Даном, Взявшися за ручки. "Либердан!" — "Либердан!" Счету нет коленцам. Если стыд кому и дан, То не отщепенцам! Милюков кричал им браво И свистел на флейте: "Жарьте вправо, вправо, вправо! Пяток не жалейте!" "Либердан!" — "Либердан!" Рассуждая здраво, Самый лучший будет план: Танцевать направо! На Москве устроив танцы Сообща с врагами, До упаду либерданцы Дрыгали ногами. "Либердан!" — "Либердан!" Что же вы, ребятки? Баре сели в шарабан. Живо, на запятки!Часть пятая
БОЛЬШЕВИСТСКИЙ ОКТЯБРЬ
I
Ванин взвод пошел в наряд. Целый где-то там отряд Большевистский арестован. Ваня был командирован Отвести его в тюрьму. Кто ж в отряде том ему На глаза попался первым? Точно молния, по нервам Пронизала Ваню дрожь: "Клим!.. Голубчик!.. Узнаешь?.." "Узнаю". — "Теперь я понял! — Пот холодный Ваню пронял. — Так о "Правде" воронье Нам накаркало вранье?!" Клим Ванюшку глазом смерил: "Что же ты? Ужель поверил?" Весь зардевшись от стыда, Ваня молвил: "Никогда!" Клим Ванюше подал руку: "Вот, прочти-ка эту штуку!" "Клим, ты скажешь всем своим: Мы за правду постоим!!" Разрыв-трава
(Большевистская сказка, переданная Климом Ване)
Батрак Лука не спал ночей, Одолевали парня думы: "Люд бедный, городской, — в когтях у богачей, Деревней правят толстосумы. Куда ни кинешься, все нет для голытьбы Иной судьбы: Какой-то черт ее трудом и сыт и гладок, А ей — на все запрет и ко всему заслон. Что ж это за такой закон? И кто завел такой порядок? По праздникам не раз, положим, поп Ипат Увещевал народ с амвона Словами божьего закона: Не зарьтесь, мол, на тех, кто в мире сем богат, Не ополчайтесь брат на брата! В загробной жизни ждет всех богачей расплата…" Слеза в глазах, и крест — в руках, И голос — с этакою дрожью, А явно отдает от проповеди ложью. У самого попа порыться в сундуках, — Поди-кося, не все там по закону божью! Вот батрака возьми — к примеру, хоть меня: И руки будто есть, и голова на месте, А в жизни я меж тем не знал такого дня, Когда бы не был я рад смерти, что невесте. К работе ль я ленив? Работа ль мне невмочь? Нет, я б работал день и ночь И вынес всякую б работу. Но если б строиться я возымел охоту, — Замок-то есть, да нет ключа! И камни и леса, всё — в лапах богача! На пашне бы своей не пожалел я поту, Да пашни-то и нет. Явившися на свет, Все лучшие угодья Нашел я где? В руках дворянского отродья! Иль почему бы мне не сделаться ткачом? Но лен ли, конопля ль, овечье ли то стадо — Все, все присвоено проклятым богачом! Что ж остается мне? За что мне браться надо? И одному ли мне? Один ли я пойду к грабителям с поклоном? Под гнетом богачей в родимой стороне Весь люд убогий стонет стоном. Так это божьим, что ль, утверждено законом?!" Покою не было с тех дум у батрака, И крепко мысль ему одна тогда запала. В ночь под Ивана под Купала, Чистенько обрядясь, в лес двинулся Лука. "Жив, — порешил он так, — не буду, — Для счастья общего не жаль мне головы! — А в эту ночь я раздобуду Заветный цвет разрыв-травы!" В ночную темь, по рвам, по кочкам, по бурьяну Шагал батрак. В глуши лесной Набрел на тихую поляну. Там, место выискав под старою сосной, Три круга очертил и с верою живою Платочек разостлал перед разрыв-травою. Покрылся у Луки холодным потом лоб, — То в жар его всего кидало, то в озноб, — Молитвы бормоча, дрожа от нетерпенья, Он ждал чудесного цветенья. Ждал, твердо веруя, что есть, Есть сила дивная в волшебном, тайном цвете! О, если бы ему с собой тот цвет унесть, — Перевернул он все б на свете! Прибравши клады все к рукам, Он их бы роздал беднякам, — Всем, кто морит себя работой подневольной, Кто множит прихотью чужой число калек, Кто к счастью весь свой скорбный век Бредет, кряхтя, тропой окольной. И крикнул бы Лука: "Гей, горе-голытьба! В твоих руках твоя судьба. Злой власти богачей ты не потерпишь боле. В запряжке каторжной уж не согнешь горба: Под небом все — твое: вода, и лес, и поле! Избавясь от нужды проклятой, вековой, Отныне можешь ты, люд черный, трудовой, В трудах и в радостях друг с другом в общей доле Жить на своей на полной воле!" Упал в слезах Лука перед разрыв-травой, — На сердце стало парню худо, — От духоты ночной кружилась голова. Тут — ровно ополночь — в лесу свершилось чудо: В короткий миг разрыв-трава Пред парнем бледным и безгласным Вся расцвела цветеньем ясным, — И, словно звездочки, стал за цветком цветок Роняться тихо на платок. Крест сотворивши троекратный И завязавши цвет заветный в узелок, Батрак пустился в путь обратный. Идет. А сердце ёк да ёк. И вот — отколь взялось и где все раньше было? Лес грозно зашумел, зверье вокруг завыло, Вверху закаркало лихое воронье, Внизу заползали и зашипели гады: "Брось узел!" — "Брось!" — "Оставь Нам прежнее житье!" "Зальются кровью наши клады!" Сжимая узелок дрожащею рукой, Лука все шел, а за Лукой Неслися вихрем ведьмы, черти: "Брось узел!" — "Чьей ты хочешь смерти?" "Прольется кровь!" — "Народ восстанет на народ!" "На сыновей пойдут отцы, на братьев братья!" Творя молитвы и заклятья, Лука все шел с узлом вперед. А вой все рос: "Куда ты?" "Куда ты?" И стали обгонять тут батрака солдаты: "Прощай! За клады нас всех гонят умирать!" Навстречу им — другая рать. Сошлись. Блеснул огонь. В тела вонзились пики. Покрылось поле все кровавой пеленой. Вокруг Луки неслись проклятья, стоны, крики: "Ты нашей гибели виной!" Тут наважденье все вмиг, как рукой, убрало. Глядит Лука: никак, уж солнце заиграло Над деревушкою родной! Но не успел еще он отойти от страху, Вдруг кто-то у него как ухнет за спиной Да плетью по руке как стеганет с размаху! Глаза застлало у Луки, И не заметил он, как из его руки, От боли онемелой, Пал наземь узел белый. Опомнившись, батрак рванулся в бой с врагом. Ан, смотрит, перед ним нет ни врага, ни цвета: Все тот же темный лес, и никого кругом; Все та ж глухая ночь, и не видать рассвета! Товарищи! Друзья! В тяжелый чае, когда Вся мироедская на нас идет орда, Пытаясь нас сразить не силой — клеветою, Ужели дрогнем мы, отступим хоть яа шаг? Ужель допустим, чтобы враг Нас попирал своей пятою? Пусть заклеймила нас продажная молва, Пускай со всех сторон на нас враги насели, — Что ж! Мы покажем им, что наша мощь жива, Что все еще в руках у нас разрыв-трава — Вождями нашими указанные цели, Что, наподобие Луки, Мы духом не падем, надежд не похороним, Что под ударами не разожмем руки И наших лозунгов на землю не уроним} Последних слов еще не изрекла судьба. Пусть все решит борьба!..II
Лист валится, травка вянет, Холодком осенним тянет. Час — под озимь уж пахать, А про землю не слыхать. В деревушке — сход за сходом: "Долго ль будут над народом Измываться господа?" "Не толкнуться ль нам куда?" Порешили все согласно: Чтобы сразу стало ясно, Кто стоит за мужика, Выбрать в Питер ходока. "Тит, кати. Мужик ты дельный. Там, на месте, в срок недельный Разберись во всем как след, Что нам в пользу, что — во вред? Обойди там все Советы, Все Советы, Комитеты. Потолкайся, расспроси: Что творится на Руси? Правду ль бают, что эсеры — Продувные лицемеры, Что их речи — пустозвон И что надо гнать их вон?" III
Три недели ждали Тита. "Вот, поди ж ты, волокита!" Толковали так и сяк: "Тоже дело не пустяк — В день не справишься, понятно!" Как вернулся Тит обратно, То-то был переполох! Бедный Тит чуть не оглох. В нетерпении великом Все кругом кричали криком. Рвали Тита за бока, Торопили мужика: "Не томи ты, ради бога!" "Нас брала уже тревога!" "Чуть не месяц пропадал!" "Где ты был и что видал?" IV
"Ошалели все вы, право! — Усмехнулся Тит лукаво. — Дайте узел развязать, Есть тут, что вам показать. Вот газеты. Вот книжонки. Не на ваши все деньжонки, Не эсеры дали, нет. Большевицкий Комитет! Об эсерах что калякать — Не народ, а просто слякоть! Говорят да говорят Восемь месяцев подряд, Подпевают живоглотам, Все выходит, как по нотам. Иль, сказать верней всего: Не выходит ничего! V
Был я в ихнем совещанье, Даже плюнул на прощанье! Все про ленинцев орут, Что в Советы больно прут. Большевицкая зараза Фронт разъела, как проказа: Дисциплины никакой, Хоть на все махни рукой! То же, дескать, с мужиками: Стали сплошь большевиками. В дрожь кидает по утрам От газетных телеграмм. Мужики, лишась терпенья, Всюду стали брать именья, Делят землю меж собой, Кое-где пошел разбой. Грабят барские пожитки, Разбирают все до нитки; Жгут помещичьи дома, — Вот она, какая тьма! Разыгрались злые страсти, Все спасенье в твердой власти. Обуздать должно скорей Всех советских бунтарей. Бунтом пахнет. Есть приметы, Обнаглели все Советы. Коль по шапке им не дать, То добра, мол, не видать!"