Примета
вернуться

Ваншенкин Константин Яковлевич
Шрифт:

«Вот вы устали…»

Вот вы устали И от сегодняшних дел. Что ж, и у стали Есть допустимый предел. В нашей подкорке Давняя брезжит война. Ставь хоть подпорки — Так еще давит она.

«От великой дали той…»

От великой дали той, От победного привала, С небывалой быстротой Нас потом пораскидало. Что случилось испытать, В жизни выдержали стойко. Но чтоб встретиться опять, Лет понадобилось сколько! А средь братьев боевых, Что имелись на примете, Из оставшихся в живых Многих нет уже на свете.

Книга вторая

ВСТРЕЧА

«Под стеклянным гулким сводом…»

Под стеклянным гулким сводом Сбившиеся голоса. С каждым днем и с каждым годом! Глуше эта полоса. В этом мире нереальном, Близко или вдалеке, Объявленья на вокзальном Непонятном языке. Но по странному наитью Люди всё это опять, Словно связанные нитью, Умудряются понять.

«Только выскочив из подъезда…»

Только выскочив из подъезда, У других уже на виду, Шаг привычно ускорив с места, Пробуждаемся на ходу. По спешащему дружно люду Бьет лучом голубая высь. Что так много детей повсюду? Ах, каникулы начались! Как щеглы или канарейки, Ребятишки в метро шумят. Сунул в щель четыре копейки — «Правду» выщелкнул автомат. Эскалатора шаткий желоб. Чья-то челка или коса… Снов легчайших или тяжелых Позабытая полоса.

СОЛДАТЫ В МЕТРО

Увидел нескольких солдат В метро, где гул привычный длится. Но незнакомый лег закат На их задумчивые лица. А лейтенант их молодой — Куда он с ними? Вряд ли в отпуск. В его глазах дрожит порой Какой-то странный дальний отблеск. Не ощущают на себе К ним обращаемые взоры. Что там — в недавней их судьбе? Тревога? Ночь? Ущелье? Горы?..

БЕРЕЗА

В похожем на этот, былом сентябре, Когда синевы наплывает лавина, Березку свою посадил на бугре Счастливый отец в честь рождения сына. А годы стремительно — каждый как вскрик — Мелькая, проносятся справа и слева. И что-то бормочет согбенный старик, Ровесник могучего белого древа.

СТАРОСТЬ

Дед смутился — не узнал. Ведь годов-то — с перебором. Вспомнить, виделись в котором, Нету сил уже — устал. Чуть покачиваясь, он Смотрит, светлого светлее, Долгой старостью своею Незаметно опьянен. Как бывает у кого! — Мы свой возраст молча терпим. Впрочем, старость — только термин. И не более того.

«Март и апрель поменялись местами…»

Март и апрель поменялись местами: Синее небо горит в феврале, В марте метели с густыми хвостами Ходят кругами по белой земле. В общем, погода, порядок ломая, То прохрустит по апрелю ледком. То поразит зноем раннего мая, То и в июне обдаст холодком. Остро причастны к раскатам и вспышкам Так мы живем возле грозной реки, С возрастом нашим считаясь не слишком Логике строгой и то вопреки.

БОЛЬНИЧНЫЙ РОМАН

Промытый ливнем день весенний. Высокая голубизна. Больница. Время посещений. И кто-то смотрит из окна. На каждой крашеной скамейке Так умилительно, хоть плачь, Сидят по две и три семейки Со сверточками передач. И к ним выходят их больные, Задумчивы и смущены. Их лица, бледные, родные, Улыбками освещены. Но в этом слабом слитном гаме Мне пара странная видна: Она в халате, он в пижаме, И с ними рядом тишина. Судьбою пойманы с поличным У рокового рубежа, Гуляют в скверике больничном, Друг друга за руки держа.

«Все думал о тебе…»

Все думал о тебе С момента нашей встречи: Нечеткость при ходьбе И затрудненья в речи. Так ходят старички Перед началом краха. Но заглянул в зрачки И не заметил страха. Ты вид держал такой, Как будто все в порядке И снимет как рукой Любые неполадки. А юности черты, Которые не скроем, Казались так чисты Под этим поздним слоем.