Солнце начинало бросать свои лучи на густой туманъ, разостлавшійся за ночь надъ поверхностью воды, когда Ліонель взошелъ на Биконъ-Гилльскія высоты, чтобы посмотрть на свой родной городъ при первомъ проблеск дня. Сквозь туманъ видны были зеленыя верхушки острововъ. Виднлся также еще обширный амфитеатръ утесовъ, окружавшихъ бухту. Впрочемъ, туманъ уже поднимался все выше и выше, то закрывая входъ въ прелестную долину, то обвиваясь легкими клубами вокругъ колокольни, которая обозначала, что на этомъ мст стоитъ село.

Хотя горожане вс уже проснулись, но везд въ город соблюдалась строгая тишина по случаю воскресенья.

Стоя на холм, Ліонель любовался панорамой родного города.

По мр того, какъ расходился туманъ, выступали дома, утесы, башни, корабли. Многаго онъ не могъ припомнить, но многое узнавалъ. Изъ задумчивости его вывелъ чей-то непріятный, гнусавый голосъ, пвшій псню, изъ которой Ліонель уловилъ нкоторыя слова:

Кто свободу любитъ — тотъ

За нее идетъ въ походъ,

Обнажаетъ острый мечъ,

Не боится жаркихъ счь.

A привыкшій къ рабству — знай

Пьетъ свой вредный, мерзкій чай.

Ліонель пошелъ на голосъ и увидалъ Джоба Прэя, сидвліаго на деревянныхъ ступенькахъ, крторыя вели на вершину холма. Джобъ кололъ орхи на краю доски и клалъ себ въ ротъ зерна, а въ промежуткахъ плъ вышеприведенную псню.

— Какъ же это вы, мистеръ Прэй, не соблюдаете воскресенья и съ утра принялись за свтское пніе? — сказалъ Ліонель.

— Пть никогда не грхъ что бы то ни было, псалмы ли, псни ли, — отвчалъ Джобъ, не поднимая головы и не отрываясъ отъ своего занятія. — Но для пнія нужно подняться повыше, потому что у насъ пть нельзя: всю долину заняли солдаты.

— A что вы имете противъ солдатъ въ долин?

— Изъ-за нихъ коровамъ сть нечего и коровы не дають поэтому молока. Теперь весна, коровамъ пастбище пужно.

— Бдный мой Джобъ, солдаты травы не дятъ, ваши рогатые и безрогіе друзья могутъ пастись сколько угодно.

— Но солдаты траву мнутъ, а бостонскія коровы не дять травы, примятой англійскими солдатами, — сказалъ съ сумрачнымъ видомъ Джобъ.

— Вотъ даже какъ! Боже, какая утонченная любовь къ свобод! — засмялся Ліонель.

Джобъ съ предостереженіемъ покачалъ головой и сказалъ: — Не говорите ничего противъ свободы; а то будетъ нехорошо, если васъ услышить Ралъфъ.

— Кто это Ральфъ? Гд же онъ тутъ прячется?

— Онъ тамъ, въ туман,- сказалъ Джобъ, указывая пальцемъ на маячный столбъ, весь окутанный туманомъ.

Ліонель посмотрлъ туда, но въ первое время ничего не увидалъ. Потомъ, продолжая всматриваться, онъ разглядлъ сквозь туманъ того самаго старика, съ которымъ халъ на корабл. Старикъ былъ все въ томъ же сромъ костюм, который очень подходилъ съ туману и придавалъ наружности старика что-то воздушное и сверхъестественное. По мр того, какъ туманъ рдлъ, Ліонель замчалъ, что старикъ кидаетъ по сторонамъ быстрые и тревожные взгляды. При этомъ онъ длалъ рукой нетерпливые жесты, какъ будто пытаясь разсять мглу, мшавшую ему видть то, что онъ желалъ. Вдругъ свтлые солнечные лучи прорзали туманъ, раздвинули его и освтили разомъ всю фигуру старика. Въ тотъ же мигъ съ его лица исчезло суровое, тревожное выраженіе; кроткая и грустная улыбка озарила черты, и онъ громко окликнулъ молодого офицера.

— Приходите сюда, Ліонель Ликольнъ. Вы здсь услышите свднія, которыя избавятъ васъ отъ многихъ опасностей, если вы сумете ими воспользоваться.

— Очень радъ, что слышу вашъ голосъ, — сказалъ Ліонель, направляясь въ ту сторону. — Окутанный туманом, вы были гпохожи на какого-то выходца съ того свта, — мн хотлось стать передъ вами на колни и попросить вашего благословенія.

— Это врно, что я выходецъ съ того свта. Почти все то, что могло бы меня интересовать въ жизни, лежитъ въ могил, и свое земное странствованіе я продолжаю только потому. что я долженъ совершить одно большое дло, котораго безъ меня никто не сдлаетъ. Тотъ свтъ, молодой человкъ, я вижк передъ собой гораздо ясне, чмъ вы вотъ эту панораму, разстилающуюся у вашихъ ногъ. Тамъ нтъ тумановъ, мшающихъ смотрть, нтъ иллюзіи красокъ, нтъ никакого обмана чувствъ.

— Какъ вы счастливы, сэръ, что имете такую увренность, достигнувъ послдняго предла жизни, но я боюсъ, что за свою рвшмость провести вчерашнюю ночь въ жилищ юродиваго вы плплатились неудобствами и безпокойствомъ.

— Этотъ юродивый очень хорошій юноша, — отвчалъ старикъ, ласково кладя руку на голову Джобу. — Мы съ нимъ понимаемъ другъ друга, маіоръ Линкольну, а это всего дороже для взаимныхъ отношеній.

— Я замтилъ уже, что есть одинъ вопросъ, на который вы смотрите съ нимъ совершенно одинаково. Но помимо этого между вами, по моему, нтъ ровно ничего общаго.

— Его умственныя способности остановились въ развитіи еще въ період дтства, это врно, — отвчалъ старикъ. — Но каковъ конечный результатъ человческихъ познаній? Въ чемъ онъ заключается? Онъ заключается въ томъ, что мы узнаемъ, а сколько именно мы находимся во власти нашихъ страстей? Тотъ, кто на опыт научился тушить этотъ вулканъ, и тотъ, кого это пламя вы разу не обжигало — одинаково достойны другъ друга и вполн могутъ считаться товарищами.

Ліонель наклонилъ голову, выслушавъ такое смиренное мнніе, и посл небольшой паузы перемнилъ разговоръ.