Результат меня мягко сказать огорчил. Я еще раз подумал о своем невероятном везении, позволившем убить подобную тварь с одного выстрела, да ещё и в полной темноте. Тратить еще одну гранату не хотелось, поэтому бестии скоро скрылись из вида в складках местности. Рядом стоял Африка. Его глаза светились счастьем ребенка, увидевшего замечательный мультик.

– Хорошо! – показал он мне большой палец, и таким скромно-просящим взглядом посмотрел на гранатомет. Ну как отказать такому верзиле! Поставив на предохранитель, я отдал Африке оружие, а сам пошел к Стоуну, успевшему превратить лицо незадачливого ликвидатора в кровавую маску.

Встав рядом я сделал ему комплимент:

– Я знаю, кем ты был там на Земле Стоун. Мясником, а по воскресеньям подрабатывал палачом в какой-нибудь маленькой но гордой банде.

Стоун оскалился и поднялся, вытирая кровь с кулака.

– Русский, ты не первый, кто мне это говорит… - после этой фразы, меня словно ударило молотом по голове. Он еще что-то говорил, но я этого не слышал.

Хошемин прошлой ночью, в нашем задушевном разговоре назвал меня Артемом, но Стоун так меня при нем не называл. Африка вообще мало говорит. А сам я так и не представился старожиле Вавилона. Я судорожно начал вспоминать, где я мог назвать ему свое имя.

– Русский. Ты где сейчас? – тряхнул меня за плечо Стоун, - Теперь слышишь, а то выключился, только я ему начал все интересное рассказывать.

Борг оказался очень ценным языком. После стоуновской обработки он пел обо всем, что ни спросят. Оказывается инициатива с переворотом в Калдроне исходила от Новикова и Венделя. Они не поставили в известность Совет обороны о своих действиях и сами решили все провернуть. В переговорах с Морганом и разработке всего плана участвовал сам Вендель. Он даже пару раз был в Калдроне, о чем нам Морган не сообщил. Несмотря на то, что Вендель с Новиковым занимали два самых важных поста в Вавилоне – президента и коменданта, полной власти у них не было. В особенности ситуация обострилась, после объединения. В Совете сильные позиции стали занимали переселенцы из Полиса свободы, в ком противники этой двоицы нашли надежную опору. В том числе не в ладах с Венделем был и Ковальский. На арену пан полковник попал из-за обострившихся разногласия, но их причины Борг не знал. Подобными обстоятельствами и объяснялась дикая спешка с нашим осуждением и выдворением из Вавилона. Убить нас по пути они не могли, Ковальский бы не позволил. Если проводить разбирательство, то многое из сказанного нами, могло подтвердится. Вот и родился спешный план по нашему устранению, в который подвязали Филина с компанией.

Эту троицу и до этих событий, Вендель использовал в грязных делах, а с нами, как говорится, сам бог велел. Филин должен был начать действовать во вторую ночь, перестрелять нас из редких на Вивусе пистолетов, с еще более редкими глушителями. После чего команда чистильщиков, в которую реорганизовались все выжившие ублюдки из Калдрона, должна была подчистить хвосты. То есть убить Филина его подопечных и спрятать трупы. Если же у оборванцев ничего не выйдет, то чистильщикам следовало найти способ устранить нас самостоятельно.

На связь Борг должен был выйти утром, как это и требовалось от нас. Для подведения выполнения задачи следовало добавить к стандартному сообщению, не менее обыденную фразу, характерную для такого сброда, как мы: « Скукотища здесь адская, баб что-ли привезите!» Свои люди на узле связи доложат куда следует. Лишь одно Вендель с Новиковым не предусмотрели, то что их жертвы не спешили умирать. И теперь Борг всецело раскаивался в своем поступке, изъявляя желание сотрудничать и говорить, все, что попросят.

Вивус он хоть и ужасный, мерзкий, злобный, но жизнь такая штука, за которую будешь цепляться даже в аду. Ну, редко встречаются среди мерзавцев герои! Это хорошо перед зеваками говорить о своей крутости, можно в полицейском участке молчать, находясь под защитой многотомных законов. Особой смелости это не требует. Но вот почувствовав смерть рядом, уловив ее дыхание, не многие люди, могут оставаться непреклонными. Чтобы сохранить дух и убеждения, человек должен обладать определенными принципами. Высокими в общечеловеческом смысле. Преступники же, вопреки расхожему мнению о своих криминальных законах, никаких принципов, кроме благоденствия собственной шкуры не имеют. Как только ты обидишь слабого, как только начнешь жить, попирая все нравственные мононормы, все принципы улетучатся, оставив лишь хиленькую душонку, прикрытую щитом из комплексов. Этаким внешним подобием монолитной, непробиваемой крепости. Но стоит туда хорошенько ударить, и защита рушится, раскрывая личину негодяя.

Другой я креп внутри, окрылялся. Его уже трудно было заставить молчать. Он прорывался наружу, и от этого становилось не по себе. Внутри меня вовсе не сидело чудовище, как это показалось мне раньше. Просто там находился в заточении другой человек, который совсем иначе смотрел на мир. Более жестокий, более решительный, более опытный, но все же мне не хотелось его выпускать. Поток признаний Борга нам начал надоедать. Связав его обрывками ремней, и бросив как куль возле башни, мы принялись решать, что делать дальше.

Я начал нелегкий разговор:

– В последнее время, мы все больше убиваем себе подобный, уже привычкой становится. Теперь следует подумать о наших дальнейших действиях? У кого какие предложения? Пойдем к ховеру, или вызовем помощь по рации. Слава богу, она добивает, все же ретранслятор охраняем.

В большей степени мой вопрос относился к Стоуну, Африка делал, тоже что и Стоун, а на Хошемина нашей компании всем было наплевать. Даже мне, тем более после того, как мою голову начали сверлить подозрения. Меня так и подмывало, дать ускоглазому по голове и начать задавать вопросы, в духе Стоуна. То есть сначала бить, а потом спрашивать. Хоть Хошемин и спас нас, по крайней мере меня, но он мог вести и более тонкую игру. Быть, «казачком», с другой стороны или оказаться, тем самым киллером, которому поручили нас убить. Поколебавшись, я все же решил отложить этот вопрос на потом. Методы допроса Стоуна не имеют ни малейших признаков гуманизма.