Джози ушла есть, а я продолжал курить. Через пятнадцать минут она выбежала на улицу с гамбургером в одной руке и осликом в другой. Гамбургер она скормила Чани.

— Ну что, — спросил я, — как ты думаешь, ушел Обри или нет?

Она пожала плечами. Я снова завернул ее в свою куртку.

— Пойдем, я с твоей тетей поговорю, — я взял ее за руку. Мы побрели назад.

— А где твоя мама? — спросил я.

— Не знаю, у меня ее нет.

— Ты ее совсем не помнишь?

— Совсем.

— Я вот здесь живу, — она указала на плохо освещенную дверь.

— Ну пошли.

Она провела меня по темным лестницам, еще более темным и грязным, чем те, по которым я шел вслед за Бони и остановилась перед дверью.

— Звонок-то есть, — поинтересовался я, опираясь одной рукой на голову Чани, а другой, шаря вокруг двери.

— Он не звонит, — пояснила девочка и стала стучать в дверь.

Открыли не сразу. На пороге предстала женщина лет тридцати восьми в халате с размазанной по лицу косметикой. Она была недурна собой, но вульгарна неописуемо.

— Пришла? — сказала она хрипло, — а это еще кто? — она окинула меня презрительным взглядом, — опять притащила пса, веди его обратно.

Она уже собралась захлопнуть дверь, но я удержал ее ногой.

— Может быть, разрешите войти? — спросил я.

— Вы кто такой? — она попыталась вытолкнуть меня, но безуспешно. Я распахнул дверь и пропустив Джози с собакой вошел сам.

— Джози прижимала к себе ньюфаундленда и смотрела на нас обоих с испугом.

— Ну-ка иди отсюда, — крикнула она девочке. Джози послушно забилась в комнату.

— Вы что себе позволяете? — набросилась она на меня, — я сейчас в полицию позвоню, катитесь отсюда!

Я ждал, пока буря уляжется. А она продолжала угрожать мне полицией, осыпая меня ругательствами. Наконец она замолчала на минуту и, прищурившись, посмотрела на меня, а затем добавила:

— А, ты на девчонку запал, грязная скотина, я ее не продам, даже не заикайся.

Я дал ей выговориться и на эту тему.

— Ну, что встал, ты что не понял, давай вали отсюда.

Джози, которая, вероятно, слушала, затаившись в комнате, вдруг выбежала и кинувшись ко мне закричала:

— Не уходи, не уходи!

— Вот стерва сопливая, — воскликнула ее тетка и схватила девочку за руку, пытаясь оттащить ее от меня.

— Отпустите ее, — сказал я наконец, — мне нужно с вами поговорить.

Женщина выпустила ребенка и посмотрела на меня в ярости.

— Я хочу с вами поговорить, — повторил я, вероятно, выражение моего лица оставляло желать лучшего, поскольку даже эта особа перестала бесноваться и притихла. Я прошел в комнату. Не в ту, куда убежала Джози, а в соседнюю. Это оказалась спальня, постель была разбросана, на столе рядом были навалены остатки интимного ужина и недопитые бутылки.

Хозяйка прошла за мной и закрыла дверь.

— Что смотришь? Давно не трахался? — она снова посмотрела на меня с презрением. — Плати, я лягу.

— Сколько вы хотите? — спросил я ее, с трудом сдерживаясь, чтобы не дать ей пощечину.

— Сколько дашь, а больше, так еще лучше.

— Триста вас устроит?

Она посмотрела на меня в недоумении и взяв сигарету закурила.

— Что издеваешься?

— Нет, — ответил и положил деньги на стол. — Я хочу с вами поговорить.

— Ну, говори, — отозвалась она уже менее злобно.

— Я хочу поговорить о Джози, о вашей племяннице.

— Да никакая она мне не племянница, это брат мой, подох, на мою шею ее повесил.

— А где ее мать?

— Нет у нее никого, мать ее, шлюха, братца моего окрутила, а потом сбежала, а он с девчонкой и рад возиться, надо было в приют отдать.

— Что случилось с вашим братом?

— Башку ему прострелили, вот что, я две недели с ним мучилась, а теперь еще эта дрянь мне всю жизнь испоганила.

— Чем она виновата, тем, что она ребенок? Вы выгоняете из дома в одной куртке, чтобы порезвиться с каким-то ублюдком.

— А тебе что, ты что лезешь, это она тебе нажаловалась, стерва, — она повернулась к двери, но я оттащил ее и заставил силой сесть на постель.

— Вы понимаете, что я могу сообщить о том, что вы проделываете с ней, и у вас будут неприятности?

— Да, не будет, здесь никому дела нет, — сказала она, выдыхая дым с безразличным видом.