А потом появилась белка.

Венди обещала море веселья на заключительном занятии, и это заранее вызывало у меня ужас. Веселье подразумевает возбуждение, а возбуждение Холе противопоказано. У нее и так еле-еле хватает внимания… Ну, скажем, на меня.

Я пробовал медитировать по утрам — Кларк сказал, что ему это помогает справляться со стрессом на Уолл-стрит, — но мозги (мои мозги) очень быстро сложились в трапецию.

О чем это я? Ладно, неважно.

— Как у нас дела, Аттикус? — спросила Венди, хотя могло показаться, что обращается она ко всему классу.

— Замечательно, — ответила хозяйка Аттикуса; эта девушка явно ходила у тренера в любимчиках.

— Ну, что мы делали на этой неделе?

— Ой, — начала хозяйка, — у нас была большая вечеринка в честь Дня благодарения, и мы отрабатывали команду «Место». Еще я немного угостила Аттикуса коктейлем и пирожными, потом выложила фотографии на свою страничку в Фейсбуке… — Она перечисляла еще долго. Признаюсь, эта парочка здорово действовала мне на нервы, так что я предпочел отключить звук.

— Отлично, — кивнула Венди. — А как у него дела с командой «Апорт»?

Вообразите ответ сами, о’кей? Успехи Холы по этой части ограничивались тем, что она с недюжинным энтузиазмом вырывала из моей дрожащей холодной руки теннисный мячик и мелко шинковала его со скоростью хорошего комбайна. К счастью для нас обоих, тест на эту команду в СХГ не входил.

Когда ни у кого не осталось сомнений, что Аттикус — звезда недели, месяца и года, Венди достала маленькую плюшевую белку и сжала ее.

Скви-ик.

У меня кровь застыла в жилах. Хола рванулась вперед, и только поводок и мой собственный вес спасли белку от превращения в салат.

— Успокойте свою собаку, пожалуйста, — сказала Венди.

— Она… любит… белок…

Зенненхундов вывели для того, чтобы таскать тележки по крутым швейцарским горам, а у Холы мощность небольшого трактора… Будь мои ладони не такими скользкими от жареного цыпленка, которого я принес в тот день для поощрений, все сложилось бы по-другому.

Собака вырвала поводок. Остолбенев от ужаса, я смотрел, как она летит прямо к Венди, прижимающей белку к груди. На последнем метре Хола резко притормозила и уселась, высунув язык.

Дружный выдох.

— Привет, — сказала Венди, обращаясь к Холе. — Как тебя зовут?

Хола легла и замерла, как изваяние. Взгляд ее по-прежнему был прикован к белке.

— Похоже, кое-кто собирается продемонстрировать все, на что способен. Держу пари, сейчас она даже коврик отыскала бы, если бы знала, что это такое.

Хола приняла другую позу — не менее впечатляющую.

Венди хмыкнула:

— Собаки не сильны в распознавании сигналов. Они понимают, что им дали какой-тосигнал, и пробуют то, что уже срабатывало раньше. Поэтому очень сложно добиться, чтобы они легли из стойки — для начала они пытаются сесть. Хола, стоять!

Хола сделала стойку.

— Неплохо, — сказала Венди, и ее глаза расширились. — А теперь смотрите, как она попытается сесть. Хола, лежать.

Хола легла.

Секунда тишины. Даже Аттикус выглядел ошарашенным.

В конце занятия Венди каждому дала напутственный совет, над чем стоит еще поработать. Когда она подошла к нам с Холой, выражение ее лица было на редкость дружелюбным.

— Как ощущения? — спросила она.

— Замечательно, — соврал я. — По-моему, у нас большой прогресс.

— О’кей. Чем думаете заняться теперь?

— Ну… Я думаю поработать над ее манерами.

— Отличная идея.

Я почувствовал себя очень странно — как будто мне снова шестнадцать и мы с моей первой подружкой Меган сидим в «Сбарро» на Геральд-сквер, и мы оба понимаем, что эта мясная пицца — последняя в нашем романе. Финальная.

Судя по всему, Венди была решительно настроена нерекомендовать нас на следующий курс, поэтому я схватился за тарзанку, разбежался и перемахнул через каньон:

— Я подумал, что, возможно, мы могли бы попробовать подготовительную программу «Собака — хороший…»