— И что же, этот писарь часто к ней приходил? — спросил Куба.

— Вавжинец говорил, что он все время бегает к ней. Сейчас, после жатвы, ему труднее, а когда стояли хлеба, он незаметно подкрадывался к самому саду. Теперь, чтобы подобраться к дому, ему приходится идти в обход по лугам и переходить через овраг.

— Так он и сейчас ходит к ней?

— А как же? В воскресенье сторож говорил нам, что на той неделе видел его два раза. Я ему советовал поймать его и отвести к пану, но он не хочет. С этим писарем не стоит связываться, а пан Заброцкий сам хорошо все понимает. Пускай, говорит, себе шляется, не мое это дело…

— Пускай себе шляется… — повторил Улевич.

— Не такая уж она порядочная, эта панна Терезка. К ней ходит этот писарь, да еще молодой кучер, тот, что возит пана Зигмунта, похвалялся, что спал с нею. А сам старый пан как-то накрыл ее вдвоем с садовником. Уж если попадется баба дрянь, так упаси боже…

Юзеф оглянулся и замолчал. Лицо Улевича было бледно, как гипсовая маска мертвеца. Он сидел по — прежнему прямо и внимательно слушал. Несмотря на то, что кучер уже давно молчал, в ушах Кубы все еще звенели его слова. В течение нескольких минут он трезво обдумыва, не говорит ли этот человек нарочно, по чьей-нибудь указке, не повторяет ли он, наконец, досужих сплетен. Но ему сразу вспомнилась вчерашняя усмешка Шины. Да и кучер говорил правду, Куба это сразу почувствовал, когда она, словно пуля, острой болью пронзила его сердце.

«Как же это могло не прийти мне в голову? — А ведь это правда, правда… правда… Я был тогда немного удивлен… а это вот почему… Да, вот оно в чем дело… Вот оно в чем дело…»

Внезапно он встал в бричке во весь рост, сжал оба кулака и со всего размаха ударил кучера по затылку.

От неожиданного удара Юзеф свалился с сиденья и чуть было не попал головой под колеса. К счастью, ему удалось удержаться за валек и спастись от беды. Улевич яростно стал колотить его кулаками по спине, по шее и по голове. Он уперся коленями в переднее сиденье, схватил Юзефа за горло и впился ему ногтями в шею. Юзеф, однако, сохранил равновесие, дернулся раз, другой и вырвался из рук Кубы; но тут оба они вылетели из брички и упали на землю. Перепуганные лошади бросились в сторону и опрокинули бричку на груду камней.

Первым вскочил кучер и сразу схватил Улевича за руки.

— Ты что это, пан, с ума спятил, что ли, господи боже мой? На что это похоже, скажи на милость!

— Пусти… — прошептал Куба.

— Чего тебе нужно?

— Оставь меня в покое.

Юзеф отпустил руки Улевича, отошел и, почистив испачканную одежду, поднял бричку и стал приводить в порядок спутанную упряжь. Куба сидел на куче камней и бессмысленно смотрел назад, на светлую ленту дороги, по которой они уже проехали. Так прошло довольно много времени.

— Ну, а теперь, мы дальше поедем или вернемся назад? — спросил Юзеф.

— Дальше, брат.

— Ну, так садитесь.

Улевич послушно сел в бричку.

— Вы, наверно, подумали, что я соврал…

— Отстань… садись… — сухо отрезал Куба.

Бричка двинулась дальше и с проселка выехала на шоссе. Там уже встречались люди, попадались возы с гонтом и лесом, телеги с картофелем, брички, коляски…

Где-то по дороге с деревца рябины снова вспорхнула стайка свиристелей и, улетая, промелькнула перед глазами Якуба Улевича…