Шрифт:
– Бабушка, а где твоя цацка?
– Ну, вот и славно. Узнаю прежнюю Ветвяну, - услышала откуда то сверху дрогнувший голос Катерины Ивановны, а бабушка, в первый и последний раз на моей памяти, не стыдясь, заплакала:
– Валяется где-то... цацка...
Глава 7
Бабушка...
– Валяется где-то цацка...
– Что ты говоришь?
– оборвал мои воспоминания пускающий дым Валерыч.
– А?.. Да так, ничего, - ответила я и, снова вынула из кармана платок. Сначала запоздало вытерла им рот, а потом, перевернув чистой стороной, за шнурок опустила туда бабушкин медальон. Бережно завернула его и сунула обратно в карман.
– Пойдем, Валерыч. Больше мне здесь делать нечего...
У моего дома, мы с Валерычем, уставшие и притихшие, сидели на лавочке и, смакуя смородиновый час из термоса, подводили итоги дня.
– Скажи честно, ты до сих пор уверен, что моя бабушка была... "светлой"?
– осторожно задала я мужчине вопрос, который уже давно мучил меня саму.
– Ты знаешь, - начал он и неожиданно замолчал.
– Да, верю. Только, здесь что-то другое...
– Что другое? Сила ее была другой?
– Ну, как тебе объяснить... Я ведь из очень верующей семьи. Мой дед по отцу был священником в одной из Тобольских подгорных церквей. А до лет семи я вообще много чего видел из того, что другие не замечают. Ну, как это называется... ауру. Мог по свечению определить, плохой человек или хороший, болеет он или здоровый. Правда, потом, когда отец сильно запил, а мать меня сюда привезла, к своей тетке в дом, у меня, как отрезало все видения. Да и в церковь ходить перестал, кто ж меня в райцентр в те-то годы специально возить бы подвязался? В общем, отошел как-то от Бога... Но, чутье на людей осталось.
– Именно поэтому ты, в свои "лихие девяностые" только придурков бил, а нормальных мужиков не трогал?
– Ну, да. Можно и так выразиться, - смущенно расплылся Валерыч.
– Значит, ты бабушку мою тоже "чувствовал"?
– Ее - особенно. Такое трудно не почувствовать.
– И как именно?
– Ну, от плохих людей веет... погребом, что ли. От хороших, "светлых", хлебом пахнет и солнцем. А, от Неонилы Марковны пахло солнцем и травами. Не просто травами, а... медоносными цветами. Как будто луг в солнечный день, и над цветами летают пчелы... Вот так вот, что ли, - замолчал мужчина, пораженный полетом собственной фантазии.
– Ух, ты!.. Ты знаешь, а я этот запах тоже помню... А от меня чем веет, кроме дезертировавшего обеда?
– А ты пахнешь ветром... а еще грозой.
– Да?.. Заоблачными далями, значит, все-таки.
– Можно и так выразиться, - вновь засмущался он. Потом поставил на лавку свой остывший чай, достал из кармана папиросы, сосредоточенно покрутил помятую пачку в руках и, будто бы, наконец, решился:
– Вета, а ты хорошо знала свою бабушку? Ты сказала, что научилась у нее немногому, а что она сама умела, знаешь?
– Нет. Она, как то не настаивала никогда, чтобы я чему-то научилась, а мне было не особо интересно, что ли. А, то, что я умею... За травами мы вместе с бабушкой ходили, а заговоры, которым она меня научила, очень простые. Что касается ее силы... Я знаю, у нее были клиенты. Приезжали даже из Тюмени. А от подробностей бабушка меня избавляла. Я один раз спросила у нее, почему она меня ничему не учит. Неужели я дура совсем безнадежная? А бабушка тогда засмеялась, мол время пока мое не пришло... Теперь получается, что время мое уже ушло. У нее даже записей с рецептами никаких не было... А, почему ты спрашиваешь?
– Есть один момент. Я хочу, чтобы ты о нем знала, хотя, сейчас это, наверное, уже и ни к чему... Помнишь, я тебе на поляне сказал, что не читал отчет участкового?
– Помню.
– Но, я с ним разговаривал, когда в середине декабря возил Марину с Женькой и Севой по магазинам в райцентр. Мы с ним вместе обедали в блинной, пока мои через дорогу наряды мерили... И он тогда спросил меня: "Неужели ваша травница так плохо жила, что вместо гипса на ноге шину из коры носила?"
– Какого гипса?
– недоуменно скривилась я.
– Бабушка никогда не ломала ногу, да и руку... Она вообще, на моей памяти, ничем серьезным не болела.
– Понимаешь, когда ее нашли, у нее на ноге, правой, голень была закреплена двумя кусками осиновой коры. И перетянута сверху поясом от платья. Я тогда подумал, что Неонила Марковна могла только в дороге на Дальние Болота или уже там ногу повредить. Мы ведь виделись с ней в то утро, когда она в это треклятое место пошла... Я с удочкой на берегу сидел, а она мимо бодро так прошагала.