– А что пили? Что ели? О чем говорили? С кем целовались, помните?

– Вета!
– обхватил он руками голову.
– Это ничего не меняет. Я тебя... оскорбил.

– Ну, знаете ли!
– начала я с закипающей злостью.
– Да, как же не меняет? Ведь вся причина вашего теперешнего состояния как раз в том и есть, что вы вчера были по какой-то причине невменяемы. Но, раз уж вам так приспичило считать меня зверски изнасилованной, то здесь, я должна вас разочаровать. У нас с вами ничего не было, ни по-плохому, ни по-хорошему.

– Ты говоришь правду?
– с недоверием поднял он на меня глаза.

– Торжественно клянусь.

– Но, тогда, какую ночь любви ты имела в виду?

– С нежной и трепетной девушкой по имени Лулияна.

– Лулияна?! Это ведь дальняя родственница Конта... Очень милая девушка, но не более того. Я и Лулияна? Ночь любви?..

– Вы что, мне не верите?
– теперь уже всерьез оскорбилась я.
– А, хотя, как мне можно верить, ведь я неизвестно откуда сюда свалилась.

– Прекрати. Не в этом дело.

– Ах, не в этом? Ну, хорошо, будут вам доказательства... ночи любви с милой девушкой Лулияной, - пригрозила я графу, влезла в туфли и, прихватив свою походную постель, направилась наверх...

– Вета, что ты делаешь на моей кровати?
– в который раз вопрошал меня граф, отдернув балдахин.

– Я же сказала, ищу доказательства вчерашнего присутствия здесь женщины.

– А как же ты определишь, что это была именно Лулияна?
– резонно заметил мужчина.

– Я вас умоляю, Ваше сиятельство. Вчера при мне Тук менял вашу постель.

– Вета, ты ведешь себя... неприлично, - использовал он последний аргумент.

– И это говорит мне мужчина, только что признавшийся в изнасиловании.

В конце концов, Борамир страдальчески вздохнул и ретировался, но, еще через некоторое время мне самой пришлось признать свое полное поражение - я не нашла ничего...

– Странно, - размышляла я вслух, сидя на краю графской кровати и нервно болтая ногами.
– Обычно, после женщин в мужской постели остаются какие-нибудь украшения, белье, хотя бы волосы на подушке. А здесь совсем пусто. Ну, не приснилась же она мне с ее... шаловливыми пальчиками. Ваше сиятельство!
– решительно поскакала я по ступенькам в сторону графа.
– Можно попросить вас об одной очень важной для меня вещи?

Борамир, совершавший в это время свой утренний моцион, опасливо на меня оглянулся:

– Чего ты хочешь?

– Вы не могли бы показать мне вашу спину. Ну, пожалуйста.

– Если это тебя... успокоит, - с сомнением согласился он, расстегнул пуговицы и приспустил со спины рубашку...

– Какая же милая девушка, эта Лулияна. И какие острые у нее коготки, - торжествующе пропела я, с нажимом ведя своими пальцами по трем параллельным полосам, идущим наискосок рельефной спины графа.

– Доброго дня, Ваше сиятельство, госпожа гостья. Ваш завтрак, - смущенно объявил, застывший на пороге Тук.
– Мне накрыть и выйти?

Озадаченный не на шутку Борамир, лишь качнул ему головой и натянул рубашку на плечи...

За столом "туманная" утренняя тема больше не всплывала, да и сама трапеза, мягко говоря, не заладилась с самого начала:

– Сегодня тебе не следует выходить во двор, - с места в карьер взял граф, едва усевшись на стул.

– Вы меня что, ущемляете в свободе?

– Что я тебе прищемил?
– не хорошо сузил он глаза.
– Ты старайся, хоть иногда, выражаться понятными мне словами.

– Хорошо. Я выражусь иначе, - с расстановкой проговорила я, озадаченная таким тоном.
– Вы не хотите, чтобы я выходила во двор, потому что Хлыст уже на свободе?

– Да. Именно по этой причине.

– Но, позвольте вас спросить, если вы выпустили Хлыста, значит, посчитали его невиновным?

– Вета, я не обязан отчитываться перед тобой в своих действиях. Просто сделай то, что я велел.

– Ваше сиятельство, я не зверушка, а человек. И у меня есть свои планы на свое будущее. И вы... или сажайте тогда меня вместо Хлыста, или отпускайте за ворота, - уже стоя над столом, закончила я, а потом уточнила.
– Второе, конечно, предпочтительнее.

– Знаешь, что, - "ответной любезностью" навис надо мной граф.
– "человек Вета", или как там тебя на самом деле зовут. Ты уйдешь за мои ворота только тогда, когда я сам перед тобой их открою. Тебе понятно?!