— Что с вами? — послышались вопросы.

— Кто здесь граф Моннуар?

— Это я.

— Мне хотелось бы поговорить с вами, сударь; у меня есть для вас важное известие.

Дядюшка Гийом поднялся вместе с графом и, делая вид, что поддерживает его, прошел с ним в соседнюю комнату, пригласив туда и Гренюша.

— Можете говорить, — сказал тряпичник. — У графа нет от меня никаких тайн.

Но Гренюш молчал.

— Вы как будто очень взволнованны? — заметил граф.

— Да, сударь! — ответил Гренюш, наконец решившись. — Да, я взволнован! Вот уже два месяца, как моя жизнь стала невыносимой. Довольно с меня! Лучше уж во всем повиниться перед вами, чем таскать на себе пиявку!

В его голосе звучала глухая злоба. Дядюшка Гийом видел, что благодаря волнению посетителя им, возможно, удастся узнать кое-что новое, быть может — немаловажное для них. Они не знали, кто такой Гренюш, но все говорило за то, что он не лжет: и негодование и гнев его были неподдельны.

— Извините, что я тяну с объяснением, дайте мне прийти в себя. Видите ли, меня преследует одна старая гадина по фамилии Марсель. Она пыталась меня отравить, чтобы завладеть документом, без которого ей трудно осуществить свои подлые замыслы. Я больше не хочу, чтобы эта змея меня преследовала; она меня с ума сведет!

Гренюш испуганно оглядывался по сторонам. Дядюшка Гийом поднес ему рюмку ликера. Он немного успокоился, собрался с мыслями и, по три-четыре раза повторяя одно и то же, рассказал, что старуха подсыпала ему в вино какой-то белый порошок, что он притворился, будто ничего не заметил, и отдал вино на исследование; оно оказалось отравленным.

— Эта ведьма, конечно, возобновит свои попытки, — продолжал Гренюш. — Я не хочу, чтобы меня все время терзал страх. Вы, по-моему, честные люди, я от вас ничего не утаю.

И он рассказал обо всем, что произошло в подземелье, о встрече с вдовой Марсель и о бумаге, которую Анна Фигье подписала по ее настоянию.

Граф чуть не проговорился, что часть этого документа у него, но взгляд дядюшки Гийома его остановил.

— Вы, видать, честные люди, — повторил Гренюш, — вы меня не предадите. Вот оставшееся у меня начало показаний. Можете делать с этим листком что угодно, а я уеду туда, где этой стерве не удастся меня выследить. У вас, наверное, много знакомых; дайте мне, пожалуйста, рекомендательное письмо куда-нибудь за границу, как можно дальше отсюда.

Граф с удивлением прочел первую половину показаний Анны Фигье и в некотором замешательстве стал обдумывать, кому бы рекомендовать Гренюша: никаких знакомств за границей у Моннуара не было. Не найдя ничего подходящего, он собирался сказать об этом Гренюшу, но тут дядюшке Гийому пришла в голову мысль, впоследствии расстроившая все планы аббата Филиппи.

— Если вы нам доверяете, — сказал тряпичник, — то останьтесь на несколько дней у нас. За это время вы попробуете раздобыть денег для поездки, а также необходимые рекомендации.

— Но вы не намерены запереть меня, как в тюрьме? — спросил Гренюш.

— Нет, вы вольны уйти, когда угодно.

— Ладно! Хватит с меня той жизни, какую я вел!

— Тогда пойдемте! — сказал дядюшка Гийом.

И, делая вид, что провожает посетителя к выходу, он отвел Гренюша в каморку, выходившую на черную лестницу, по которой можно было, не привлекая внимания, уйти из дому. Филиппи ничего не заметил.

Гренюш свободно вздохнул. У бедняги пропал даже его чудовищный аппетит; ему хотелось лишь одного: избавиться от ужасной мегеры, чьи круглые глаза все время следили за ним. Осмотрев чулан и удостоверившись, что никакого обмана тут нет и в любую минуту можно уйти, Гренюш бросился на кровать и уснул крепким сном. Он жаждал теперь не богатства, а только безопасности.

Дядюшка Гийом посоветовал графу ничего не рассказывать учителю итальянцу.

— Он может проболтаться, — заметил честный тряпичник, не питавший симпатии к Микаэли, в котором сразу заподозрил предателя.

Ницца славится прибрежными соснами и пальмами, напоминающими о далеких странах, где всегда греет солнце. Из Ниццы видны предгорья Альп; воздух там напоен ароматом цветущих апельсиновых деревьев, ветер колышет вершины эвкалиптов. На Лазурном берегу, вдоль которого разбросано множество вилл, утопающих в зелени, жили Олимпия и Амели. Утомленные заграничным путешествием, они все же не собирались пока возвращаться домой и с нетерпением ожидали приезда Розы, которая должна была привезти денег для расплаты с сильно докучавшими им кредиторами. Роза уже четыре дня как уехала, и с тех пор о ней не было ни слуху ни духу.

— Как по-твоему, милочка, — спрашивала Олимпия подругу, — почему Розы так долго нет?

Но Амели удивлялась еще больше, чем «графиня» Олимпия.

Мы забыли сказать, что Амели носила здесь титул баронессы (с таким же успехом она могла бы выдать себя и за герцогиню). Воздадим должное ее скромности: наделяя себя титулами, можно проявить щедрость. Несмотря на то, что кредиторы не давали покоя, «графиня» и «баронесса» щеголяли ежедневно в новых нарядах.

Однажды вечером они собрались уже лечь спать, как вдруг раздался звонок.