Иоанн расценивает его молчание как поддержку Петра и тоже переходит в наступление на мытаря:

– Звери и птицы говорят на неведомых человеку языках, но Господь их понимает. Ты ведь не считаешь, Матфей, животных бессловесными?

– Я согласен, что они общаются между собой.

– Как же ты говоришь, что рев осла бессмысленный? - торжествующе спрашивает юноша. - Просто, Матфей, ты не понимаешь этого языка. Бог не дал нам такого знания.

Пред таким праведным невежеством мытарь теряется и просит взглядом помощи у Иисуса. Но их учитель по-прежнему не желает участвовать в диспуте. Иоанн, оставив поверженного врага, вспоминает:

– И еще, учитель, этот юноша - скопец, как ты говорил. У него на мужском месте ничего нет.

На Иисуса и это не производит впечатления. Слово берет хмурый Иуда.

– Я вам кое-что расскажу. Этот Симон родом из Гиттона. Женщину и скопца он выкупил из блудилища Астарты в Тире, где они во славу финикийской богини обслуживали матросов, воров и прочий сброд. А до этого Симон прошел хорошую школу обмана у некоего Дамона из Галатии. Этот Дамон слыл великим чудотворцем и прорицателем по всей Азии. Вот что он рассказывал о себе. В молодости его мать как-то вошла в Храм Асклепия, греческого бога, и там заснула. Ей привиделся змей, который обвивается вокруг нее. С этого дня она зачала и через девять месяцев родила Дамона, сына Асклепия. С детства Дамон совершал чудеса. Еще ребенком он сидел у пруда, в котором громко квакали лягушки. Он приказал им замолчать. С тех пор лягушки в том пруду безмолвствуют. В другой раз ему захотелось смокв. Но поскольку еще был не сезон для плодов, то дерево возле дома было пусто. Тогда он проклял бесплодную смоковницу, и она тотчас засохла. Позже Дамон построил собственный храм в Халцедоне, и к нему стекались толпы со всей Азии, чтобы послушать его прорицания. Он излечивал больных и воскрешал мертвых.

– Не может этого быть!
– не выдерживает Иоанн.
– Человеку это невозможно!

– Но ведь он был сын бога, - невозмутимо отвечает Иуда. - Так о нем рассказывали по всей Азии.

Ученики осмысляют эту поразительную историю о непорочном зачатии сына божьего, который совершал многочисленные чудеса и снискал славу по всей Азии. Но им не нравится Дамон из Халцедона, они возлюбили Иисуса из Назарета.

– Слышал я и другое об этом Дамоне, - возобновляет Иуда свое повествование. - В своем родном городе Ангора он совратил знатного юношу, и ему пришлось бежать с родины от разъяренной толпы с редькой в заднице. Потом он обольстил богатую женщину в Пелле и обобрал ее до нитки. В Пелле со времен Александра Македонского разводят ручных змей. Там к нему и пришла идея стать сыном бога. Он купил самую большую змею и стал всем ее показывать как божий дух своего отца Асклепия. Этот Дамон напророчил всякое многим и стал очень богат. Себе он предрек сто пятьдесят лет жизни, но не прожил и половины. Сдох от какой-то заразы! А Симон маг, на которого вы сейчас смотрели, его достойный ученик.

– Откуда вы знаете все это? - восхищенно спрашивает Матфей.

– Я стар и многое повидал. В Азии эту историю знают даже дети.

– Симон маг тоже сказал, что может исцелять и предсказывать будущее, - вспоминает Иоанн. - А еще он сказал, что может ходить по воде. И люди это подтвердили. Учитель, ты слышишь? Тогда я не удержался и сказал, что наш учитель может остановить солнце. Ведь ты говорил, учитель, что остановил время в Царстве Небесном.

Иисус горестно качает головой. Он рассказывал им о Небе, которое потому вечно, что нет в нем языка, нет и времени, только чистый Дух, но они опять все перечеловечили и превратили в остановку солнца, как главных часов мира.

– Иногда мне кажется, - начинает он тихо говорить в своей манере: ни на кого не глядя и так, что слова его на первый взгляд кажутся не связанными с обсуждаемой темой, - что Моисей был прав. Люди не меняют взглядов, усвоенных ими с юности, они просто вымирают. Но у меня нет сорока лет, как у Моисея. Неужели все так плохо?

Опять их учитель чем-то не доволен.

– Я думаю, - продолжает он, - мир никогда не узнает своего самого свободного сына. Он просто никому ничего не скажет…

– А Симон маг много говорил, - Иоанну кажется, что он угадал смысл его отчужденной речи. Ему хочется, чтобы возлюбленный учитель изобличил мага с его чудесами, и он ждет, когда это начнется.

– …Он просто никому ничего не скажет. Зачем свободному говорить?

Все понимают, что это не вопрос, а риторическая фигура.

– Зачем свободному что-то делать?

Все молчат. Пауза затягивается, у этой риторической фигуры должен быть конец. И в тон речи Иисуса Иуда добавляет:

– Зачем свободному жить?

По взгляду, который Иисус бросает на Иуду, даже Иоанн понимает, что угадал ход учительской мысли именно этот хромун, а не он, любимый ученик.

– Учитель, почему ты не ешь? - виноватым голосом спрашивает юноша.

– Я не хочу.

Тут самое время всем помолчать, но Иоанну необходимо оправдаться.

– Разве чудеса не свидетельствуют о божественной силе? Никто не может совершать их, если не дано ему свыше, - он хочет сказать, что если Иохонану и даже Симону дано совершать чудеса, то Иисусу Мессии должно быть дано вдвойне.

– Чудеса восхищают лишь невежд и глупцов! - раздраженно выговаривает Иуда. - Что в них проку? Что мне с того, что какой-то Дамон воскрешает мертвых? Что мне с того, что этот Симон ходит по воде? Что изменилось? Мир остался миром, и я остался собою. Что мне от всех этих чудес? Мне нужно больше!

– Будь вы болен, вы бы так не говорили, - отвечает юноша.

– Я уже болен! И мне не нужно исцеление.

– А если бы воскресли твои близкие? - спрашивает Петр.

– Незачем им воскресать! Они ушли из этого мира и обрели покой. Зачем им возвращаться?

– Ну, как зачем? А зачем мы здесь? - пожимает плечами Петр.

– А зачем мы здесь?

– Чтобы жить,- отвечает рыбак.

– Жить, чтобы жить?- злится Иуда.- Тогда о какой свободе ты мечтаешь? Какой истины ищешь? Жить, чтобы жить, - вот истина. Только эта истина и имеет значение. Тогда прав Фома, что столетние старцы - лучшие из людей. Царство Небесное, Петр, в Кумране. Почему ты здесь его ищешь? Здесь нет тех, кто мечтает жить вечно, вечно быть человеком. Иди – живи!