– Вполне. Благодарю, Левий, - отвечает тот. - Думаю, мы погостим у тебя.
– И вопросительно смотрит на Иисуса.

– Спешить нам некуда, - соглашается Иисус.

– Этот дом велик для меня, - словно извиняется Матфей. - Вам понравилось вино? Оно с приморских виноградников. А теперь попробуйте это местное. Не эшкольское, конечно, но есть свой аромат. Чувствуется воздух Галилейских гор.

Иисус с улыбкой принимает чашу и пробует вино.

– Не правда ли?- вопрошает мытарь.

– Да. Но я не знаток вин.

– О, вовсе не нужно быть знатоком! Нужно лишь иметь хороший вкус. Я, уверен, он у вас есть, - льстит он так простодушно, что его невозможно заподозрить в угодничестве. Просто ему нравятся его свободомыслящие гости.

– Попробуйте, господин, этот крестец барашка с пряностями и медом, - почти просит он Иуду.

И тот покорно пробует.

– Вот птица с орехами. Очень нежная. Вы едите такое? - обращается он к Иисусу.

И тот кивает головой.

– А это пасхальный харосет. Я кладу больше инжира и меньше яблок, чтобы харосет был слаще. Думаю, юноша, вы его любите. Поешьте, - убеждает он Иоанна.

И тот не смеет отказаться.

Все трое очарованы искренним радушием и хорошими манерами Левия Матфея. Он держится так, будто гости оказывают ему услугу, остановившись в его доме и поедая его обед, а не он - им. Последним сдается Иоанн. Мытарь - хороший человек.

А Матфей весь вечер угощает их разнообразными кушаньями и спрашивает их мнение о кулинарных качествах пищи. Отверженный местным обществом, при хорошем доходе, но лишенный родных и друзей, на кого нужно тратить время и деньги, он постепенно превратился в одинокого гурмана. Весь свой досуг он проводит на кухне и радуется жизни за столом. До сих пор ему не хватало ценителей. Теперь они у него появились.

– Завтра, господин,- обращается он к Иуде, - я куплю в Капернауме вам свежего воска для ноги.

– Завтра? - удивляется Иоанн.

– В греческом квартале. Там не соблюдают субботу. Вы не возражаете?

– Не думаю, что Господь будет против моего лечения, - отвечает Иуда.

– Так ли, учитель? - вопрошает тут же Иоанн.

– Если суббота, как говорят фарисеи, предназначена для очищения человека, то очищение - для души, не для тела. Можно пролежать бревном сутки, ничего не изменив в себе. Ессеи в Кумране так и делают. Они даже не справляют нужду в этот день.

– Неужели это так?
– фыркает юноша.

– Я бывал в кумранской общине, но мне не понадобился год испытаний, чтобы уйти оттуда. Закон можно превратить в бессмыслицу, если следовать букве Закона, а не его духу. Я знаю, что скажут книжники и фарисеи. Закон держится именно на букве, а не на душе. Если всякий будет толковать Закон по-своему, от него ничего не останется. Что ж, значит, я против всех Законов. И разве я не прав? Закону - тысяча лет. Но мир остался тем, чем был. Закон его не изменил. Разве он стал Царством Божьим, где все стали богами, освободившись от своего человеческого? Как сказано в псалме у Давида: И встал Бог среди богов. О, если бы это было так! Иудейская суббота - день лицемерия! Где мысли человека, пока он лежит бревном? Разве они лежат рядом с ним? Мысли же превыше поступков. Посмотревший на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с ней в сердце своем, ненавидящий ближнего своего уже убийца, а солгавший себе солгал во всеуслышание. Как не думать об обезьяне с красной мордой? Чем больше ты стараешься не думать о ней, тем дольше она остается с тобой. Как не думать о грехе? Нужно забыть грех! Нужно освободиться от человеческого! Поэтому Исайя говорит, что суббота для добрых дел, за которыми добрые мысли. Развяжи узы неправды, разбей ярмо мести. Вот в чем смысл субботы, Иоанн, - стать чище. Хоть немного освободиться от человеческого. Копи только такие субботы, мальчик мой. И пусть каждый день будет у тебя субботой.

– Как мудро сказано, - восхищенно произносит Матфей. - Не бороться с грехом, но забыть его и освободиться. Поистине, вы - учитель. Могу ли я тоже называть вас так?

– Можешь, - спокойно произносит Иисус.- Вот только у меня нет учеников.

При этих словах Иоанну хочется воскликнуть: “А кто же я?”

– Слушающий меня - еще не ученик мне. Идущий со мною - уже не ученик мне, но брат мой по дороге в Царство Небесное.

– В Царство Небесное? - с сомнением спрашивает мытарь, не привыкший еще и своеобразной речи Иисуса, полной пафоса и аллегорий.

– Да, Матфей. Ведь мы идем в Царство Небесное.

– Идете в Царство Небесное?

Уж не шутит ли этот человек? Матфей скептически всматривается в его лицо с каким-то особенным выражением глаз, и ему кажется, что в них есть что-то безумное. Человек с такими глазами ходит по краю какой-то пропасти, в которую он готов прыгнуть.

– Идете в Царство Небесное? Такое не часто услышишь. А я в своей жизни слышал всякое. Простите, господин, - он тянет время и уже не пытается называть Иисуса учителем, - Царство Небесное. А где же оно, если позволительно мне спросить об этом?

– Внутри тебя.

И опять он не может побороть свой скепсис и подозрение, что говорит с безумным.

Уж не напрасно ли он впустил этих людей в свой дом? Что у них на уме?
– Я понимаю, господин, что наш разговор перешел в область, где слова становятся очень многозначительными. Мне нужно подумать.

– Конечно, Матфей. Я отвечу на твои вопросы, когда ты их обдумаешь.

– Выпейте еще вина, господин.