– Простите мне мою любознательность, - опять извиняется Матфей. - Я издавна увлекаюсь греческой философией. А в ней совсем по-другому используются слова, чем в Писании. Вас интересуют книги язычников? - он все еще боится оскорбить своих гостей и потерять собеседников.

– Одна такая лежит у меня в суме.

Признание Иисуса вдвойне радует его.

– Неужели? Какая же?

– Это греческий перевод. Книга написана далеко на Востоке.

– В Персии?

– Нет.

– В Индии?

– Думаю, еще дальше.

– Я читал о далеких землях у Геродота. И многое слышал от других. Но это скорее было похоже на небылицы. Можно мне будет почитать вашу книгу?

– Конечно.

– А хотите посмотреть на мои книги?

– С удовольствием.

Матфей стремительно поднимается и скрывается во внутренних покоях дома. Слышно, как он открывает какой-то ларь и хлопает крышкой, а через пару минут он появляется с несколькими свитками. Он кладет свитки перед собой и начинает их подавать Иисусу.

– Вот самые ценные. “Федр” и “Апология” Платона, - с гордостью показывает он.

По тому, как Иисус принимает эти свитки, по выражению его лица Матфей узнает в нем члена общего для них братства - всемирного братства книгочеев.

– А это Протагор. Вы можете почитать его, - радушно предлагает он.

– Я его читал. И даже кое-чему научился. Человек - мера всем вещам: существованию существующих и не существованию несуществующих. Человек мерит все собою. Не об этом ли ты говоришь, Матфей?

– Именно так! Вы меня поняли.

– Ты верно заметил, что человеку не место в Царстве Небесном. И не только телу его, но и его душе. Беда в том, что человек может мерить все только человеческим. А мерит он - ни много, ни мало - все вещи, весь мир и своего Бога. Мера эта - его язык. Не тот, которым он говорит, но тот, которым он видит и слышит, чувствует и думает. Душа - хранилище этого языка. Душа и мир единосущны. И не может быть одно без другого. Мы вчера говорили об этом с Иоанном. Помнишь ли ты, Иоанн?

– Да, учитель. Мир творится словом.

– Можно сказать и так. Мир существует только в языке и не существует без языка. Можно сказать, что только душа и существует, и нет ничего кроме нее. Что ты скажешь на это, Матфей?

– Я понял, господин,- осторожно отвечает мытарь, - что вы не говорите просто так, и над вашими словами нужно думать, прежде чем отвечать. Я не хочу выглядеть глупым.

– Но что-то ведь ты подумал. Скажи нам, - дружески предлагает Иисус.

Матфей колеблется, подбирая слова.

– Мне тоже хотелось бы думать, что человек не только мера вещам, но и их первопричина. Я правильно понял вашу мысль?

– Да.

– Так вот. Это было бы прекрасно. Но разве не Бог - первопричина? И жизненный опыт нас в этом убеждает. Вещи не зависят от нас.

– Дело не в вещах, а в их существовании. Мы не затрудняемся в определении их существования, поскольку нам это кажется очевидным. Но скажу тебе, что нет вопроса более сложного, чем вопрос о существовании. Попробуем разобраться, в каком смысле существуют вещи. Что мы ныне празднуем, Иоанн?

– Субботу, учитель.

– Следовательно, суббота существует. А теперь, Матфей, покажи мне субботу.

Мытарь разводит руками:

– Она вокруг нас.

– Я вижу стены, стол, светильники, чаши. Я не вижу субботу.

– Суббота - это каждый седьмой день от сотворения мира.

– Боюсь, Матфей, что если я попрошу тебя показать мне день и число семь, ты опять будешь в затруднении. Ведь и суббота, и день, и число семь существуют только в языке. Где они все окажутся без человека?

– Я вас понял, - заключает Матфей. - Все вещи, которые относятся к категории мер, недействительны и существуют только в языке.

– Но все вещи существуют только в языке и только они действительны. Возьмем что-нибудь из того, что ты, Матфей, называешь действительным. Вот эту чашу, - Иисус указывает на посуду, из которой пил вино. - Нам следует сразу уточнить, что речь идет только об этой конкретной чаше, а не о чаше вообще. Чаши вообще нет в этом мире, она лишь имя, существующее только в языке. Если разбить эту конкретную чашу, будет ли она существовать?