— Повезло вам, — тихо молвил он.

Сара вытаращила глаза на них обоих: на гиганта Джона и на коротышку отчима; это из-за них она сейчас была благодарна Провидению за гибель мужа. Ее тело продолжало раздуваться, легкие распирали ребра, боль была нестерпимой. Она снова крикнула:

— Уберите его, говорю вам!

Все смотрели на нее. Никто не шелохнулся. Тогда она с проворством дикой пантеры выбросила вперед руку, схватила со стола чайник и, занеся высоко над головой, стала опускать его на голову этого субъекта, возвратившегося с того света.

Джон встал перед ней, выказав ничуть не меньше проворства. Со стороны они напоминали в это мгновение крест, так близко сошлись их тела. Потом чайник упал на пол. Она оттолкнула Джона, что вряд ли удалось бы сделать кому-то еще, так громаден он был. Второй раз в жизни она собиралась прибить отчима чайником, но ей вторично помешали.

К ней постепенно возвращалось зрение. Двое мужчин ушли, уведя с собой негодяя. Дэн тоже вышел. До нее донесся его сердитый голос:

— Найдите себе другое место. Как вы не поймете, что здесь вас не хотят?

В кухне оставались только Мэй, Джон и Кэтлин Кэтлин в страхе забилась в дальний угол. Ужас дочери подействовал на раздутый шар, в который успела превратиться Сара, как укол шилом. Она быстро вернулась к своему нормальному объему и оглядела их всех: Кэтлин, Мэй, Джона. Впервые в жизни она ненавидела Джона, ненавидела так же сильно, как его мать — ее. Кинувшись к креслу Дэвида, она вцепилась в него, забилась лицом в угол и наконец разразилась рыданиями, которым, казалось, не будет конца.

Они бодро шагали вдоль стены работного дома, размахивая теннисными туфлями и ракетками. Путь их лежал по Талбот-род и дальше по Стэнхоуп-род. Оба трещали без умолку.

В свои девятнадцать лет Пол был выше Кэтлин всего на полголовы. Он был темноволос, кареглаз и довольно хорош собой. Однако телом остался очень худ — этим он не пошел в отца. Зато Кэтлин никак нельзя было назвать тощей. Она выглядела копией своей матери, только в совсем юном возрасте. Возможно, она уступала юной Саре в миловидности, зато казалась счастливой и совершенно свободной.

Глядя на Пола во все глаза, она спрашивала:

— Разве тебя не бесит, что ты сначала должен отслужить в армии? Почему бы тебе не сказать им, что ты поступишь в их распоряжение, когда отучишься в Оксфорде? Некоторые так и поступают. Рени Паттен говорит, что так сделал ее кузен.

— То же мне авторитет! — Пол издал притворно-сострадательный вздох, сделал важное лицо, поднял свободную руку и начал вещать голосом епископа, произносящего благословение: — Дитя мое, я не намерен возобновлять попытки достучаться до твоего смятенного рассудка. После нескольких неудачных попыток довести до твоего неразвитого сознания, что мое будущее зависит от такой безделицы, как небольшая сумма денег — небольшая в переносном смысле, — я встревожен твоей непонятливостью, воистину встревожен…

Уворачиваясь от удара ракеткой, он спрыгнул на проезжую часть; дальше они опять пошли вместе, громко смеясь на ходу.

— Знаю, что тебе надо раздобыть денег, — не унималась Кэтлин. — Но я говорю о другом: если бы ты так сказал, тебе бы дали денег, чтобы ты набрался разума, прежде чем служить.

Пол опять вздохнул и заговорил, глядя перед собой, словно читая письмо:

— Дорогие вооруженные силы Его Величества! Как вам известно, я полон рвения служить вам умом и сердцем на протяжении двух лет, в обмен за что вы станете кормить меня и заботиться обо мне во время моего последующего пребывания в некоем небесном граде. Но позвольте самоуверенно обратиться к вам с просьбой поступить наоборот и отложить мое поступление в ваше распоряжение до тех пор, пока я не поживу в небесном граде и не приобрету более глубокие познания в английской литературе, дабы спустя три года, когда я с радостью поступлю в войска, уже будучи гибридом неологиста и палеографа, если к тому времени добьюсь этого почетного наименования, оказывать неоценимые услуги моим товарищам по казарме при возникновении у них затруднений со словарным запасом…

Кэтлин опять замахнулась на него ракеткой.

— Все умничаешь? Какой ты чванливый! «Неологист, палеограф»! Надеюсь, когда-нибудь в Британском музее из тебя сделают чучело.

Пол закинул голову и захохотал, сразу сделавшись похожим на Джона.

— Смейся, смейся! Слушай, а ведь забавно, что из-за моего отца ты так пристрастился к словам! — Она задумалась.

— Да, если поразмыслить, то это действительно забавно. «Забавно» — не совсем верное слово в данном контексте, но мы это опустим. — Он насмешливо покосился на нее, но на сей раз издевательство не вызвало с ее стороны словесного отпора или попытки врезать ему ракеткой. Радуясь ее новому настроению, он продолжил: — Да, видимо, я никогда не занялся бы словесностью, если бы не дядя. Хорошо помню, как он впервые сказал мне, что все слова состоят из прямых линий. Я не поверил. Даже когда он показал мне это наглядно, я продолжал спорить. Именно поэтому я много лет спустя торжественно сунул ему под нос книгу о китайских иероглифах и сказал: «Распрямите-ка вот это, дядя Дэвид». Ох, и смеялся же он!

— Уже три года прошло, — тихо сказала Кэтлин, — а я продолжаю по нему горевать. Какой чудесный был у меня отец!

Они шли к церкви. В первый раз после корта оба умолкли. У ступенек Кэтлин остановилась и сказала:

— Мне надо зайти.

— Хорошо.

Он стал подниматься вместе с ней.

У двери Кэтлин задержалась.

— Ты бы не ходил. Тетя Мэй будет недовольна.

— Она не узнает.

— Странно, но она всегда все узнает. Помнишь, как однажды она сказала: «От тебя прямо разит ладаном».