Шрифт:
— Так!.. Быстро проваливай, пока я не сдал тебя в «ментовское стойло»!
Сделав испуганный вид и даже несколько шарахнувшись в сторону, Виктор
пробормотал:
— Всё, всё, всё! Ухожу, ухожу! — и положил бутылку в пакет, чтобы вынуть оттуда
пистолет и приставить его ствол к животу солидного.
— Тихо! — скомандовал он твёрдо. — Руку из кармана!
Тот вынул руку из-за пазухи, а Виктор, достав оружие из
внутреннего кармана его пальто, положил в свой карман.
— Не вздумай кричать: у меня не будет выбора, и я пристрелю тебя прямо здесь, а у
тебя — надежды, что, возможно, всё обойдётся. Теперь — открывай дверь!
Он приставил пистолет к его позвоночнику, достаточно ощутимо придавив его,
чтобы противник чувствовал серьёзность ситуации, а когда тот открыл дверь, забрал у
него ключи и, войдя в прихожую, приказал включить свет, уже разглядев выключатель
при свете лампы на лестничной площадке; затем закрыл дверь. Приказав солидному
пройти в комнату, Виктор сам включил там свет, поставив пленного около стены,
обыскал его, а не найдя больше оружия, забрал у него мобильный телефон, бросив его
в дальний угол дивана, затем, всё так же держа мужчину около стены с поднятыми
руками, поставил одно из кресел, находившихся около журнального столика рядом с
2бЗ
ним, приказав тому сесть, а сам устроился на диване, примыкавшем к входной двери в
комнату.
— Кто вы такой и что вам надо? — спросил солидный. — Вы не понимаете, в какое
дерьмо влезли?!
— Это ты не понимаешь, куда ты сейчас попал, Патрон! — Виктор держал на
колене направленный на того пистолет. — За что ты приказываешь убивать людей?
— Ах, вот в чём дело?! А я-то думал! — усмехаясь, протянул Патрон. — Если дело
и впрямь только в этом, то вы мне не противник. Я никого не убивал, а доказать, что
приказывал убивать, вы не сможете.
— А я и не собираюсь это никому доказывать, для меня достаточно того, что я это
знаю.
— И что вы хотите сделать? Да вы знаете, кто я такой?!
— По виду — ты человек, другое дело — какой. Вот я и хочу спросить с человека,
посчитавшего себя вправе отнять жизнь у другого человека.
— Спросить?! Как? — улыбался насмешливо человек в кожаном пальто. — Вы
хотите, чтобы я рассказал, как можно решиться на это?
— Отнюдь... Я предполагаю спросить с тебя по древнему закону: смерть за смерть,
поскольку, убив другого, невинного, ты тем самым безусловно признал, что в
отношении тебя самого правомерно подобное же действие. По закону равенства.
— Нет такого закона! Есть толпа, стадо, рабочий скот, быдло — назовите, как
угодно, — а есть избранные, элита, чьё право — властвовать, и дано оно от рождения.
— Надо же, насколько живуча эта формула — право имеешь или тварь дрожащая,
— усмехнулся Виктор.
— Вот вы упомянули древний закон: око — за око, зуб — за зуб. Однако позднее
взгляды высказывались гораздо гуманнее. Вспомните Иисуса Христа: ударили по щеке
— подставь другую. Или вот: богатому труднее попасть в рай, чем верблюду пройти
через игольное ушко. Кто сейчас помнит об этом? Христианство было гонимо в первые
века своего существования, пока избранные не поняли, что оно давало возможность
для правовой реабилитации индивидуализма. Первобытные религии — варварские
религии — допускали помимо рабовладельческих демократий и тоталитарную власть,
но только тогда, когда господствующая религия имела сильное верховное божество.
Политеизм никогда не способствовал монархии, и лишь возникновение христианства, а
в общем плане — монотеизма привело в итоге к монархическому общественному
устройству. Христианство, проповедуя строгую иерархию в своей мифологии,
единственный непререкаемый авторитет в своей основе, давало повод для реализации
индивидуализма в человеческом обществе до абсолютного предела, что и привело к
повсеместному становлению абсолютизма в государственном устройстве. Падение