собрались провожать жители деревни, свободные от работы, среди которых кроме

родни были в основном пожилые женщины и мужчины — пенсионеры. Виктор со

своими сёстрами и братом стояли в головах гроба, и он, угнетаемый скорбным

молчанием окружавших покойную, до боли сжимал скулы, с трудом сдерживая слёзы,

боясь разреветься в голос от невыносимого напряжения. Ни его сёстры, ни брат не

издали ни одного всхлипа, ни одного стона, и это было заметно остальным

присутствующим, потому что некоторое время спустя из толпы подошла пожилая

женщина и тихо сказала, чтобы они поплакали, не сдерживая себя, говоря, что так им

будет легче. Гроб с телом матери вынесли из дома, поставили в кузов грузовика, а

остальные провожавшие разместились в автобусе, с тем чтобы доехать до кладбища,

расположенного рядом с районным центром, в десяти километрах. Погода была сухая и

довольно тёплая для начала сентября, и пыльная неблизкая дорога утомила

провожавших, но когда траурная процессия проезжала мимо кладбища к церкви,

расположенной с ним рядом, одна из женщин, находившихся в автобусе, пожилая уже

старая дева, неказистая и неприметная на вид, очевидно, такая же и в молодости, вряд

ли видевшая в жизни мужскую ласку, вдруг встрепенулась и, бросившись к окну

2бЗ

автобуса, запричитала, показывая на участок за кладбищенским забором рядом с

входными воротами: «Вот они, все здесь лежат! Милые мои, милые!» — и Виктор

подумал, насколько велика та сила, что связывает каждого человека с родными,

близкими, любимыми в этой жизни, даже если они остаются всего лишь в его памяти,

сила, связывающая человека со всеми окружающими его людьми.

Прошло отпевание, и мать похоронили рядом с могилами её матери и сестёр,

умерших прежде; провожавшие помянули покойную рядом с могилой, и, покидая

кладбище, Лида сказала:

— Оставайся с Богом, мама!

Вечером, после прошедших поминок, на которых присутствовали все взрослые

жители деревни, Виктор сидел один на взгорке перед спуском к реке, пил, желая

облегчения, но чувствовал, что не пьянеет, и думал о том, что человек находит в этой

жизни и что теряет, и в этих обретениях и этих потерях и заключается тот самый рай и

тот самый ад.

Он вернулся в свой город в среду на следующей неделе, не став дожидаться

девятого дня после смерти матери и, прилетев около полудня, поехал на свою квартиру,

понимая, что Светлана на работе и у неё вряд ли есть время встретиться с ним. В

квартире было пусто; Вера уехала, оставив записку, лежавшую на кухонном столе, где

она писала, что уезжает, сожалея о смерти матери, о невозможности присутствовать на

похоронах, поскольку ей будет вдвойне тяжелее рядом с ним в эти дни; писала, что

любит его, что просит хоть иногда звонить ей, поскольку сама не может звонить ему.

Перекусив с дороги, он выехал в город и зашёл в центральное отделение почты, где не

был уже около месяца и где его дожидалось письмо от Инны, в котором она сообщала,

что выходит замуж, что не может больше яедать неизвестно чего, однако всё так же

любит его и бросит всё, если он позовёт её. Прочитав письмо, Виктор с облегчением

подумал, что желает ей счастья, благодарный за её участие в своей судьбе, и уже с

хорошим настроением позвонил Колычеву, но его звонок остался без ответа. Решив

было поехать нему домой, он подумал о том, что уже время обеденного перерыва и

Светлана может оказаться дома, поэтому оставил первоначальную затею,

направившись к дому любимой. Однако в квартире её тоже не было, и он нако- нец-то

решился позвонить ей.

— Родной мой! Слава богу, ты приехал! — взволнованно отвечала она. — Я так

соскучилась! Приезжай, пожалуйста, сюда, в поликлинику. Сама я не могу приехать

домой — у меня скоро операция.

Пообещав поторопиться, он тут же выехал, чтобы через десять минут быть у дверей

её кабинета. Постучав, услышал ответ: «Войдите!» — и открыл дверь, чтобы тут же

закрыть её, сказав: «Простите!» Для него неожиданным было, что кроме Светланы в

кабинете оказалось ещё четыре женщины, незнакомых ему, очевидно, занятых каким-