Что общего в отношениях людей в различные исторические эпохи, начиная с первобытного состояния человечества, и какие их качества обеспечили его существование? Может быть, безграничный эгоизм, безудержная борьба за место под солнцем, жадность, жажда власти, насилия и издевательств над себе подобными, воинствующий индивидуализм, обеспечиваемый государством со времён начала цивилизаций? А может быть, любовь к себе подобным, милосердие, гуманизм, самопожертвование и осознанная, целенаправленная борьба за лучшую жизнь, за свободу от насилия, за равенство, за справедливость? И есть ли надежда, что эта борьба принесёт свои плоды?
Сергей Ведерников
Пятицарствие Авесты
Санкт-Петербург Геликон Плюс
УДК 833.161.1 ББК 84(2Рос=Рус)6
В 26 Ведерников С.
Пятицарствие Авесты: Роман — Санкт-Петербург, «Геликон Плюс», 2011. — 352 с.
ISBN 978-5-93682-742-6
УДК833.161.1 ББК 84(2Рос=Рус)6 В 26
ISBN 978-5-93682-742-6
2
Часть первая
Осознание
Он знал, что спит. Он знал, что должен проснуться, но тело
и сознание словно свело судорогой, и ничего нельзя было
поделать с собой, с ужасом, охватившим его. Это было не
видение, это было ощущение почти физическое, почти
осязаемое, ощущение неизвестно чего, но чего-то
материального, что нельзя было определить, но это что-то
тянулось и тянулось бесконечно и обязательно должно было
порваться, оборваться, кончиться. Бесконечность длящегося:
годы, столетия, вечность — неизбежность обрыва и ужас,
бесконечный ужас, переполняли его; и он закричал. Он кричал
и кричал, пока его не растолкала Лу, проснувшаяся от его
крика и со страхом смотревшая на него, а рядом хныкал её
ребёнок. С другой стороны беспокойно шевелились Ра и её
подрастающие дети.
Он приподнялся, Лу прижала ребёнка к груди, съёжилась и
затихла. Укрыв их пересохшей козьей шкурой, он встал и,
осторожно переступая через спящих, пошёл к выходу из
пещеры. Старый, скрюченный от болезни Го, с единственным
слезящимся от дыма глазом, стоя на коленях, раздувал почти
потухший костёр, подкладывая в него хворост здоровой правой
рукой, тогда как больная и потому высохшая левая
беспомощно висела вдоль туловища. Од помог ему в его
хлопотах и, когда костёр разгорелся, подбросил в огонь сушняк
потолще, а старый Го виновато улыбнулся и улёгся на своё
место, неподалёку от костра. Он уже третью ночь бессменно
следил за костром, а заснув от усталости, чуть было не
потушил огонь, что и случилось бы, не закричи со сна Од, чем
он и разбудил старика.
3
Костёр горел ровно, дыма в пещере стало меньше,
съёжившиеся от холода люди, согреваясь, начали
распрямляться. Од вышел из пещеры. Слева, сквозь пелену
тумана, просвечивал горизонт готовым к восходу солнцем, а
внизу, под каменной осыпью перед пещерой, шумела в тумане
река на перекатах. Было довольно холодно, и Од забеспокоился
от ощущения того, что они, видимо, рано поменяли сезонную
стоянку. Хотелось есть, но об этом не стоило думать до
полного рассвета, когда можно будет наловить моллюсков, а
если повезёт — черепах и змей, когда будет потеплее.
Од решил спуститься к реке и попить, чтобв не так сильно
мучил голод, но вдруг снизу донеслись какие-то странные
звуки, и эти посторонние звуки временами нарушали
привычный для уха шум реки; забеспокоившийся Од вернулся
в пещеру, взял один из сложенных в кучу у входа дротиков и
спустился к реке, а скоро сквозь не очень густой туман уже
различал голый и невысокий противоположный берег. Он
опустил ногу в воду — она была теплее камней на берегу, но
желания войти в неё не было. Выше по течению снова
раздались непонятные звуки, и Од, внимательно вглядываясь в
туман, двинулся вперёд, чтобв, пройдя до первого отмеченного
взглядом валуна, понять, что это были за звуки. Пробежав ещё
некоторое расстояние, прыгая по камням, он различил в начале
порога слабо шевелящуюся в воде раненую лошадь и ликующе
закричал, словно над своей добычей, а затем быстро вернулся в
пещеру, где проснувшийся Ро уже стоял у входа. Од быстро
объяснил ему, в чём дело, и они разбудили мужчин-охотников,
а потом, торопливо спускаясь к реке, Од подумал, что, с тех
пор как погиб Оз, их стало меньше, чем пальцев на обеих
руках.
Лошадь была ещё жива. Застряв между валунов с
приподнятой мордой, она, не имея сил освободиться, не могла