Когда Бонневи спустился по лестнице, из люка показалась крупная фигура. Это был Максим. Он протянул Имене кружку с деревянной крышкой.

– Осторожно, горячо, – произнес он низким голосом, легко перекрывающим шум непогоды.

Клеенчатый плащ Имены промок насквозь, поэтому она с благодарностью приняла кружку и стала согревать о ее теплые бока заледеневшие ладони.

– Благодарю. А теперь возвращайся вниз.

– Нож направила меня сюда присматривать за тобой. – Опершись одной рукой о перегородку, герцог склонился к Имене и произнес: – Пей чай.

Она сдвинула крышку в сторону и сделала глоток. Мятный чай не обжигал, но приятно согревал ее замерзшее тело, воспламеняя его. Опустошив кружку, она вернула ее Максиму.

– Быстро вниз, – приказала она. – Не хочу, чтобы вас смыло за борт.

За пределами рулевой рубки шум становился просто нестерпимым. Имена поморщилась и стала осматриваться, пытаясь определить его источник. Раздался пронзительный скрип дерева, потом грохот падения. Свист ветра в парусах изменился. Судно лишилось стеньги.

– Сгнившие рыбьи потроха! – в сердцах выругалась Имена, ныряя в пелену ливня.

При первой атаке шторма Максим принялся расспрашивать двух пленниц с пиратского судна, притворяясь, однако, что сам отвечает на их вопросы касательно порядков на «Морском цветке». Особенно Анну и Сюзелу интересовало отношение к наложницам и узникам. Они отказывались верить, что на судне нет наложниц, и считали, что будут принадлежать Четри, так как сама капитан Люнг предпочитает мужчин. Сюзела вообще не произносила ни слова, но взгляд ее был очень красноречив. Было ясно, что она не верит тому, что говорит Максим. Она сидела подле Анны, подогнув под себя ноги и с силой прижимая к себе корабельного кота.

Максим предпочел не углубляться в подробности, потому что считал, что Имена должна принять решение о дальнейшей судьбе этих женщин. Лучшим убеждением для них станет то, что к ним никто не станет приставать. Он познакомил Анну и Сюзелу с Норис и Диной, в чьи обязанности входило приносить пленницам воду и еду, а сам вернулся в каюту Имены.

Шторм бушевал пять дней, в течение которых судно бросало из стороны в сторону, как игральные кости в стакане. Затем наконец наступило желанное затишье. Возможно, «Морской цветок» оказался за пределами бури. Пиратских кораблей видно не было, но никто не брался утверждать, пошли ли они ко дну или просто остались далеко позади.

В предрассветные часы на шестые сутки Имена приказала убрать спасательные тросы. Весь день до вечера команда откачивала воду из трюма, подбадривая себя песнями. Максим подменял кого-то из членов команды, когда в этом возникала необходимость, затем вернулся в каюту капитана, устало потирая глаза. Сняв с себя рубашку, насквозь пропитанную солью, он обтерся губкой и переоделся. Ему хотелось помыться как следует, но за последнее время он и без того слишком часто окунался в холодную воду, к тому же должно пройти еще некоторое время, прежде чем на камбузе удастся нагреть достаточное количество воды. Он распорядился, чтобы после удовлетворения нужд пациентов хирурга следующую партию горячей воды доставили капитану.

Герцог знал, что Имена не спала уже двое суток, за исключением кратких моментов забытья, будучи привязанной к мачте, или нескольких моментов между выполнением различных дел. Сам же Максим большую часть времени проводил в ее каюте, чтобы не пропустить там ее появление, но она вообще не спускалась вниз. Каждые несколько часов он выбирался на палубу, где бушевал шторм, свистел ветер и лил дождь, чтобы принести Имене горячего чая или вяленого мяса с хлебом. Иногда вместо него ходила Норис, которой чаще удавалось уговорить капитана поесть.

Максим удивлялся, насколько иными стали его заботы. Он мечтал лишь о том, чтобы пережить непогоду, если только Имена сумеет выкарабкаться тоже. Для этого он заставлял ее пить чай, с таким трудом подогреваемый на спиртовке, немного есть и хоть на несколько минут уходить с пронзительного ветра. Ему хотелось просто быть рядом с ней, пусть и не долгое время.

Дверь настежь распахнулась, и в каюту с трудом вошла Имена. Ее насквозь мокрая одежда была покрыта белыми пятнами соли и черными – смолы. Хотя раны, полученные в схватке с пиратами, постепенно затягивались, на щеке ее появился свежий синяк, губы растрескались, а глаза были красными, как у заядлого курильщика.

– Выглядишь восхитительно, – заметил Максим, действительно так считая.

– Не стойте на моем пути к кровати, – ответила Имена, делая неверный шаг вперед.

Герцог взял ее под руку и обнял за талию.

– Я помогу тебе, – предложил он.

– А где Норис?

– Занята. – Уложив Имену поверх одеяла, он взял ее босые ступни и также поднял их на койку. – Засыпай, а я пока сниму с тебя одежду.

– Это угроза или обещание? – с лукавой улыбкой спросила женщина. Глаза ее закрылись, и, когда Максим принялся развязывать мокрый узел, удерживающий ее брюки на талии, она уже спала крепким сном.