А пресловутые намеки Джеймса, якобы он отец малыша, — это шутки ради или намеренная ложь? Тонкая морщинка четче обозначилась между бровей Николь. Случайно брошенные Джеймсом фразы, которые она сочла не достойными внимания и не приняла всерьез, сейчас приобрели определенный смысл. И, вероятно, Генри не знал возраста ребенка.

Как он воспримет ее откровения? — раздумывала Николь. Обрадует ли его бремя отцовства? Воспитывать мальчика должен мужчина… Но Генри всегда говорил, что у него на счету каждая секунда.

Николь зачерпнула горсть песка и пропустила тоненькие струйки между пальцами… Пусть нельзя создать полноценную семью, лишь бы у отца с сыном установились дружеские, близкие отношения; ей самой все равно больше не устроить свою жизнь, но ребенок пострадать не должен. Конечно, перспектива телефонных переговоров и вынужденных встреч с Генри не из приятных, и Николь делалось дурно при мысли, что когда-нибудь она узнает о его женитьбе, но ради Джонни придется проглотить даже такую горькую пилюлю.

Она поочередно перебирала всяческие жизненные сценарии на будущее; вдруг всплеск воды заставил ее поднять голову.

Еще на приличном расстоянии от берега кто-то плыл красивым, размашистым кролем прямо в ее сторону. Когда пловец приблизился, Николь вцепилась в зыбкий песок: она узнала Генри.

Видел ли он ее? Если нет, то увидит прежде, чем она успеет добежать до коттеджа. Уж лучше оставаться на месте.

Генри выбрался на сушу и, расправив плечи, медленно подошел к ней. Узкие плавки подчеркивали классические контуры его нагого торса. В темноте не так заметна искалеченная нога; главное — покоряющая, мужественная сила, ощутимая даже на расстоянии.

— Это восхитительно, — блаженно произнес Генри. Он помотал головой, стряхивая брызги. — Вода чистая и теплая, как парное молоко.

— Да, но вне бухты в этой части острова — мелководье и навалом водорослей. Ты давно плаваешь?

— Не больше получаса. Я обогнул мыс.

— Один — и ночью! — воскликнула Николь. — Это небезопасно. У тебя могло свести ногу судорогой… И здесь водятся акулы, хотя вообще они держатся подальше от берега.

— Но я цел и невредим, — спокойно сказал он. — А если б со мной что-то стряслось, ты бы оплакивала меня?

Она вспыхнула, осознав, какая тревога прозвучала в ее голосе, обнаружив ее чувства.

— Конечно. В конце концов, ты тоже человек, живое существо.

— Ну, спасибо тебе, — буркнул Генри, отвернувшись.

— Ты вечно рискуешь, — укорила Николь с шаловливой улыбкой. — Я не удивлюсь, если ты признаешься, что сегодня после ланча заработал себе несварение желудка.

— Этой опасности я также избежал, — ответил он, поднимая с топчана махровое полотенце, — что весьма странно: в обществе Агаты и заворот кишок немудрено заполучить. Не женщина, а бестия, пожирательница мужчин.

— О-ля-ля, целомудренный Генри испугался?

Он энергично растирал спину полотенцем.

— Шокирован, скорее. Дай ей волю, и она набросится на мужчину, как изголодавшийся вампир.

Николь рассмеялась.

— Вот почему ты улепетнул от нее так резво.

— Улепетнул — сильно сказано, но поторопился уйти — точно.

— Агата и впрямь берется за дело слишком рьяно, она ведь в разводе и обделена мужским вниманием.

— Понимаю, у дамочки трудный период. — Генри сердито насупился. — Но я никогда — слышишь? — никогда больше не сяду с ней за стол. Ясно тебе?

— Предельно ясно. Нога болит? — осведомилась Николь, когда он наклонился и осторожно протер полотенцем раненую лодыжку. В воздухе повисло напряжение. — Прости, дурацкий был вопрос.

— Да, — подтвердил он. — Хочешь спросить что-нибудь еще?.. Болит — не то слово, мне мерещатся чудища, которые грызут и царапают меня клыками и когтями.

— И ты провел в воде столько времени! — возмутилась Николь.

Он торжествующе улыбнулся.

— Самый длительный заплыв после автокатастрофы.

— В Америке ты по-прежнему ходишь на тренировки в бассейн?

Генри присел на песок рядом с ней и прикрыл изувеченную ногу. Тут их глаза встретились, он сжал губы и отбросил полотенце в сторону.

— Доктор советовал мне продолжать, но…

— Но ты не послушал, поскольку боишься, что при виде твоих шрамов люди будут издавать истошные вопли и падать в обморок, — предположила Николь.

— Ты фантастически догадлива, — вкрадчиво похвалил он.

— Извини, ничего не могу с собой поделать.