Шрифт:
— Когда он родился? — тихо спросил Генри.
У Николь душа ушла в пятки, было ощущение, что каждый нерв натянут как струна. Тем не менее за долю секунды она успела все взвесить — нужно сказать ему сейчас же.
— Девять месяцев…
Он уставился на ребенка, потом посмотрел ей в глаза — и сомнений не осталось: это правда.
— О Боже, — простонал Генри. — Он мой!
Николь отвела глаза.
— Да.
Словно лунатик, в полной отключке, он медленно направился к детской кроватке, но молчание длилось недолго.
— Почему ты не сказала? У меня есть сын, а ты девять месяцев разыгрывала кретинскую мелодраму. Какого дьявола?! — гневно обрушился Генри.
Громовые раскаты его голоса напугали малыша, и он разревелся.
— Тише, милый. — Николь погладила мальчика по головке. — Но я ведь известила тебя, — возразила она горячим шепотом. — Я написала письмо, потом дала телеграмму.
— Не получал я ничего!
— Ты не мог выбросить их не прочитав?
— Совсем рехнулась?!!
— И тем не менее я посылала их. Шшш… — Она взяла Джонни из кроватки и нежно прижала его к себе. — Первое я отправила…
— Оставим это, — отрезал Генри. — Лучше поговорить на свежую голову. Жду тебя утром на вилле. Вместе с моим сыном, — добавил он, переступая через порог.
4
— Вот так, мой хороший, — приговаривала Николь.
Она продела ручки Джонни в прорези рукавов, застегнула пуговицы на отложном воротничке рубашки и пригладила взъерошенные волосы малыша. Николь взяла его под мышки и поставила в полный рост перед зеркалом, а он зажал в кулачки ее указательные пальцы.
— Ты мой капитан. — Николь улыбнулась отражению в зеркале, а ребенок приседал и раскачивался, выражая свой восторг.
Матросская кофточка удивительно шла к нему и выигрышно сочеталась с джинсовым комбинезоном, украшенным медными пряжками. Надпись, вышитая на нагрудном кармане, гласила: «Ангелочек».
— А это — чтобы солнце не напекло нам головку, — проворковала Николь, надевая сыну бейсбольную кепку. Джонни тут же потянулся к козырьку. — Э-э, нет, дружок! — Она погрозила малышу пальцем и подсунула ему игрушечную машинку — испытанный отвлекающий маневр.
Сегодня суббота — через пару часов шумная толпа туристов наводнит ресторан. Рано утром Николь наспех перекусила бутербродом и кофе, помогла Диане и Луизе почистить овощи и приготовить легкие закуски — разнообразные салаты и кулебяки с мясной и крабовой начинкой. Но в запасе была еще уйма времени, и Николь сказала Диане, что у нее назначено свидание с Генри.
— К двенадцати я обязательно вернусь, — пообещала она.
— Ладно уж, только не помешало бы переодеться.
Николь оглядела свой домашний сарафан.
— Да, конечно.
Диана с доброжелательным любопытством посмотрела на нее.
— Кажется, Генри — твой тип мужчин?
— Мы раньше работали вместе. — Николь решила не вдаваться в душещипательные подробности: не в ее характере плакаться в жилетку и жаловаться на вероломство любовника…
Последние приготовления были закончены. Она вымыла волосы медовым шампунем, забрала их кверху и скрепила черепаховым гребнем. Только оставила с каждой стороны по маленькой рыжей завитушке. Косметикой она пользовалась очень умеренно, да и то не всегда. Впрочем, сегодня исключительный случай… В общем, повертевшись перед зеркалом, Николь почувствовала себя увереннее.
На днях она купила изящный французский костюмчик из льняного полотна: бордовые маки на белом фоне. Этот наряд образовал изрядную брешь в ее бюджете, зато выгодно подчеркивал достоинства фигуры и оттенял загар.
Николь понесла Джонни на руках: до Кингс-Хауса легче всего добраться по узкой извилистой тропинке, с коляской там сплошное мучение.
Солнце проникало сквозь шатры раскидистых деревьев, и вокруг каждой веточки, каждого цветка трепетала чудесная яркая радуга. А воздух словно вибрировал от неумолчного треска цикад.
— Вчера вечером знакомство не удалось, ты не очень-то приветливо обошелся с папой, прямо-таки надрывался от крика. Но ведь сегодня ты будешь умницей? Джонни должен понравиться папочке и заслужить его любовь, — наставляла сына Николь.
Привлеченный цветками красного жасмина, малыш неожиданно вывернулся и перегнулся вправо, спугнув стаю птиц, и те, хлопая крыльями, взмыли в небо.
— Да ты у меня сорвиголова! — засмеялась Николь и покрепче прижала его к себе.